А Грант получил все сведения о беспроигрышном пари, то есть такие сведения, которые чувствовал себя обязанным немедленно передать Сьюзен.
* * *Сестру Грант отыскал в парадной гостиной. Под рукой у нее, на чайном столике, стояла шкатулка с принадлежностями для вышивания, однако она ничего не вышивала, а вырезала серебряными ножничками свои статьи из стопки лежащих на ковре газет. При этом Сьюзен весело напевала, даже когда увидела вошедшего Гранта.
— Чему это, черт побери, ты так радуешься? Купила себе новое платье? Или, может быть, веер?
— Ни то ни другое. Днем пришло письмо от отца.
— Поскольку ты, как я вижу, не вскрыла себе вены, то выпила, наверное, изрядную порцию настойки опия, чтобы приглушить горечь от его обидных упреков?
— На сей раз таких радикальных мер не понадобилось. Ты и сам поразишься до глубины души, когда узнаешь, что он мне пишет.
— Кого же изгонят из семьи следующим? — Он вскинул голову. — Э, я вижу, ты улыбаешься. Значит, Присциллу, да?
— Ну что ты говоришь! — засмеялась Сьюзен. — Да никого не гонят из дому на улицу.
— Что же тогда? У меня сил больше нет тебя дразнить, так что перестань тянуть с ответом.
— Ну, похоже, что папин поверенный, которого мы чаще зовем Неумолимым Жнецом[51], — она изогнула бровь, и Грант понятливо кивнул, — посылал папе мои статьи и газетную заметку о том, как я героически спасла герцога Эксетера.
— Никакого возмущения по этому поводу? — Глаза у Гранта стали очень серьезными.
— К счастью, ни малейшего. Более того, па утверждает, что я изменилась, а благодаря упорному труду, возможно, даже совсем исправилась. — Она отложила ножницы и улыбнулась во весь рот. Грант развалился в мягком кресле у камина.
— Значит, ты, возможно, изменилась — я правильно понял?
— Да, и поэтому он на Рождество сам приедет сюда — убедиться в моем преображении. — Сьюзен аккуратно сложила вырезки и поместила их в шкатулку для шитья. Подняла на брата взгляд, в котором не осталось и следа легкомыслия. — Я теперь совсем близка, Грант, — очень близка к тому, чтобы снова добиться расположения отца, уважения с его стороны. — И тут губы у нее задрожали. — Но ему не составит труда выяснить, отчего это я занялась преподаванием в школе и что произошло в ту ночь, когда я спасла герцога Эксетера. Ах, Грант, я будто стою у края глубокой пропасти, и малейший порыв ветра может низвергнуть меня в бездну.
— Не могу не согласиться, Сьюзен, — ответил брат, почесав в затылке, — что ты играешь с огнем, но сегодня я узнал нечто такое, что вполне может дать тебе карты в руки.
Сьюзен снова отложила ножницы.
— Скажи сначала, что принес добрые вести.
— Наверное, добрые. — Выражение его лица противоречило сказанному. — Мне в клубе предложили сегодня пари. Еще до конца нынешней недели некий аристократ женится на беременной дочке одного из наиболее влиятельных членов палаты лордов.
— Меня это не интересует, — пожала плечами Сьюзен, — да и тебя тоже, вероятно.
— Э, видишь ли, Сью, тебя это не может не интересовать, поскольку женихом называют герцога Эксетера.
— Что?! — Сьюзен вскочила на ноги. — Быть такого не может!
— Тут что-то затевается. Я сразу это понял, поэтому самым любезным образом угостил молодого человека, который предлагал пари, и до краев налил ему самого крепкого виски, какое только нашлось в клубе. Через час я уже вызнал все. Сью, пари так организовано, что герцог в любом случае останется в проигрыше. Если он будет все отрицать, девчонка нажалуется отцу, что он овладел ею силой. А если он женится, то тем самым признает, что соблазнил невинную юную дочь одного из виднейших лордов. В результате он утратит симпатию и всякое уважение в палате.
— Он не мог такого сделать.
— В этом ты права, поскольку предполагаемое соблазнение имело место в библиотеке, на парадном приеме в честь герцога. А самое удивительное: герцог не может отрицать, что его возлюбленной была именно эта крошка, потому что он ведь не разглядел ее лица.
У Сьюзен подогнулись ноги, и она буквально рухнула на кушетку.
— Добиться его оправдания могу только я одна.
— Да, но если ты и скажешь герцогу, что это ты была с ним, хотя лица он не видел, это все равно не поможет ему выпутаться из расставленных сетей. Тебе придется сделать публичное заявление.
— Я сделаю такое заявление.
— А теперь послушай и подумай. Мне представляется, что ты мыслишь нелогично — под влиянием потрясения от всего, что я тебе сейчас рассказал. Подумай хорошенько. Стоит признаться, что в библиотеке с Эксетером была ты, и в ту же минуту ты утратишь свою честь и вместе с ней — треклятое папино уважение.
— И свою семью. — Голова у нее закружилась, а вся кровь, казалось, отхлынула от лица.
Утро пятницы, 15 ноября
Спа-Филдс, Ислингтон[52], Лондон
В день первого митинга, организованного спенсианцами, порывистый ледяной ветер сек лицо колючим снегом. Себастьян стоял в одиночестве, дрожа от холода, а за его спиной выстроились рядами полицейские. Себастьяну было поручено не допустить массовых беспорядков.
К полудню здесь собралось больше двадцати тысяч человек. Они пришли и из отдаленных графств: Йоркшира, Ноттингемшира, Лестершира, Дербишира, и из ближайших пригородов Лондона, даже из Чипсайда[53], чтобы выразить свой протест против безудержного роста цен на продовольствие, против сокращения рабочих мест в текстильной промышленности из-за внедрения машин, против беззастенчивой траты государственных средств правительством и регентом.
Себастьян чуть не оглох от грозного ропота недовольства и язвительных насмешек митингующих. Слишком много их собралось. И если с ними не удастся договориться по-хорошему, то ни ему, ни констеблям нипочем не уцелеть. Действовать нужно не теряя времени, пока оно еще есть. Себастьян взобрался на какой-то ящик, оказавшийся рядом.
— Послушайте, что я скажу! — Крики стали мигом затихать, отступая подобно отливу. — Бунты и свержение правительства не помогут избавиться от наших бед. Всем станет только хуже. Нужно, чтобы мы трудились все вместе, как единый народ, и выработали план — как покончить с нынешними неурядицами.
В толпе послышался ропот, началось движение. Некоторые пробирались ближе, чтобы услышать оратора, другие, наоборот, старались отодвинуться подальше, словно боялись оказаться между толпой и полицией, если вдруг накалившиеся страсти перерастут в бушующий шторм. Себастьян воздел руки и простер их к толпе.
— Я призываю вас: выдвигайте от себя самых мудрых вождей. Они встретятся с лорд-мэром и членами комитета, который специально работает над решением этой проблемы на благо всей Англии! Мы должны все вместе найти правильное решение!
— А почему мы должны вам верить? Сколько раз правительство давало нам обещания, а потом оказывалось, что все это враки?
Себастьян вгляделся в толпу. Этот голос он узнал.
— Кто это говорит? — Себастьян приподнялся на цыпочки, но толпа была огромна, он не мог даже определить, с какой стороны раздался голос. — Выйдите вперед, и я отвечу на ваши обвинения. И объясню, почему на этот раз все будет по-другому — да потому, что вы все сами поможете выработать такой план действий, который выведет Англию из кризиса!
За спиной герцога Эксетера полицейские стали растягиваться цепью, не зная еще, как отреагирует толпа на его предложение.
Четыре человека вышли вперед, на полосу, разделявшую толпу и полицию. Себастьян спрыгнул с ящика, пожал руку каждому по очереди.
Вожди спенсианцев призвали своих сторонников разойтись на сегодня и дать им возможность переговорить с представителями правительства, выяснить, верно ли то, что сказал этот человек о поисках мирного и справедливого решения. Нужно во что бы то ни стало найти решение — как покончить с острой нехваткой продуктов питания.