Моя дорогая жена стояла внутри, невдалеке от входа, и беспомощно крутила головой, пытаясь сообразить, куда я подевался. Я подошел сзади и обнял ее. Она крутнулась в моих руках и прижалась ко мне с чувством облегчения, что все закончилось, и я нашелся, и больше ей уже не нужно ни за кем следить, и ничего придумывать, и все, слава богу, в порядке. Волна нежности к этой милой женщине в моих объятиях окатила меня и подняла мою плоть; ни слова не говоря, я повлек ее внутрь магазина — она легко и с удовольствием мне подчинялась, там, в подсобном помещении, когда проходил, отметил, была маленькая незапирающаяся каморка уборщицы. Слава богу, никем не замеченные, мы ввалились внутрь почти полной темноты. Я устроился на колченогом стуле, быстро расстегнул и спустил брюки. Жена возилась со своими неудобными трусиками. Наконец она освободилась от них и оседлала меня. Держась рукой за мой торчащий кол, она стала осторожно насаживаться на него, в конце концов уселась полностью и начала елозанье. Я вначале не ответствовал ей, тихо целуя в губы. Но упорные женины фрикции подстегнули и меня. Я начал поддавать снизу, качающаяся башня на мраморных столпах уже обозначилась вдали, как вдруг ножки стула разъехались, и мы, отчаянно ебясь, очутились на полу. Но не прекратили своего занятия, потому что жена уже перешла ту грань, когда не могла остановиться и слезть с хуя. Она все так же продолжала гарцевать на мне, еле сдерживаясь, чтобы не стонать в голос от сладострастия.
Когда мы покидали каморку, я глянул на раздолбанный нами, в прямом смысле слова, стул и подумал, что больше мне вернуться сюда не придется.
Так что усилия жены следить за мною увенчались в конце концов тем, чем и должны в идеале заканчиваться всякие подозрения и размолвки в семейной жизни между супругами, — еблей.
Апрель,1
Не пойму, в какой степени первоапрельский розыгрыш относится к моим отношениям с Богом. Для чего Он заставил мою жену, в общем не интересующуюся христианской мифологией, купить и подсунуть мне апокрифические евангелия? В чем Он хочет подначить меня? В том, что я не знаю, кем все-таки были братья Иисуса, и главное — от кого? Я твердо решил не ревновать к Иосифу. Но в жизни женщины бывает и не только муж. Мне ли не знать этого? Ей было пятнадцать лет, когда она родила Иисуса Эммануила (ведь у него было двойное имя). Она была совсем молода. Со всеми присущими молодости максимами: например, желала оставаться всю жизнь девственной. Благодаря Богу, этого не случилось. Она прожила недолгую, по современным меркам, для женщины жизнь и умерла, когда ей было не то пятьдесят три, не то пятьдесят шесть лет, во всяком случае менее шестидесяти. А в каком возрасте она изображена на Дивеевской иконе? В пятнадцать? В шестнадцать? Ко всему выходит, я сожительствую с несовершеннолетней? Вот не хватало еще нарушить отечественные законы. Но как здорово, что она так молода! Мужчина и сам омолаживается, имея сексуальной партнершей девушку. Еще лучше, разумеется, ебаться с девственницами. Хоть это и разовая акция. Жены удивляются, почему мужья любят уходить к молоденьким. Да потому, что старенькие не дают. Не дают того, что надобно мужчине. А молодые к тому же впрыскивают свежие соки.
Но, что бы ни говорили про вечную непорочность, Мария все-таки женщина, и такой мне нравится. Мне вообще все в ней чрезвычайно нравится — не могу найти ни в чем никакого изъяна.
Свою жену я взял уже не девушкой и даже знаю, кто первый ее откупорил и пользовал. Как-то мы ехали в троллейбусе, он остановился у небольшого трехэтажного дома на узкой улице, и она показала:
— Вот эти окна.
Ничего больше не сказала, но я понял, что это именно та квартира, где ей сломали целку и куда она бегала в начале своей половой жизни, не в силах совладать с желанием ебаться. Знаю и второго, кто пользовался ею. Ко второму они с подругой, вдвоем жившие в одной комнате в доме отдыха, пробирались по ночам, и он еб их по очереди, приходящих к нему, — сперва одну, потом другую. Хорошо, никто из ебарей не соорудил ей тогда ребенка. Я был у нее, по ее же рассказам, третьим, хотя, понятное дело, не последним. Она была у меня двенадцатой, и на этой дюжин-ке я бы и остановился, когда бы не Мария. Историю сексуальной жизни жены я почти что принял. А вот история жизни Марии меня переворачивает. Нельзя ревновать женщину к тем, кто был до тебя. И все же. Кто сделал ему братьев? Неужели старый Иосиф, доживший, кстати, до ста одиннадцати лет? Умерший, между прочим, еще при жизни Иисуса. И бывший, по воспоминаниям последнего, очень бодрым стариканом. Ну, мог, мог! А все-таки?