— Пусть они послушают, брат, — сказал торжественно Сидрик.
— Я пришел с миром, — заговорил северянин на древнем языке. — Меня называют Конан, и я не гирканец.
Ропот удивления пробежал по толпе, а Малаглин коснулся пальцем подбородка и посмотрел с подозрением. Это был высокий крепко сложенный человек, гладко выбритый, как и его соплеменники, с красивым, но мрачным лицом.
Он жадно выслушал рассказ Сидрика об обстоятельствах, при которых тот встретил Конана, и когда дошло до того, как киммериец поднял придавивший Сидрика камень, Малаглин нахмурился и невольно напряг мощные мышцы.
Казалось, он недоволен вниманию, с каким его люди так открыто принимали эту историю. По-видимому, эти потомки атлетов с таким же вниманием относились к физическому совершенству, как и их древние предки, и Малаглин весьма был тщеславен в том, что касалось его силы.
— Как же он смог поднять такой камень? — прервал Сидрика король.
— Булыжник не был слишком большим. Он достигал моей талии. Этот человек силен, несмотря на его рост, король, — сказал Сидрик. — Вот синяк на моей ноге, что доказывает мою правоту. Он поднял камень, который я не смог сдвинуть, и прошел Путем Орлов, воспользоваться которым осмелились бы лишь немногие из жителей Мантталуса. Он пришел издалека, сражаясь с врагами, а теперь должен поесть и отдохнуть.
— Убедитесь в том, чтобы ему все было предоставлено, — надменно сказал Малаглин, снова возвращаясь к игре в кости. — Но если он гирканский шпион, ты ответишь за это головой.
— Я с радостью поручусь головой за его честность, король! — гордо ответил Сидрик. Затем, положив руку на плечо Конана, он тихо добавил: — Идем, мой друг. У Малаглина отсутствует терпение и манеры не самые изысканные. Не обращай на него внимания. Я отведу тебя в дом моего отца.
3
Когда они проталкивались сквозь толпу, взгляд Конана посреди открытых лиц местных светловолосых обитателей выявил и чужую здесь, узкую и смуглую физиономию с черными глазами, с жадностью глядевшими на киммерийца.
Человеком этим был мужчина с дорожным мешком на спине. Когда тот понял, что был замечен, то усмехнулся и покачал головой. В этом жесте было что-то знакомое.
— Кто этот человек? — спросил Конан.
— Это Ахеб, гирканская собака, которую мы впустили в долину со всякими безделушками и зеркальцами, а также со всеми этими украшениями, которые так любят наши женщины. Мы обмениваем их на руду, вина и кожи.
Теперь Конан вспомнил этого человека, его хитрое лицо, который крутился около Хорбулы и подозревался в контрабанде оружия через горы в Меру. Когда варвар повернулся и посмотрел назад, темное лицо уже исчезло в толпе. Но, не было никаких оснований опасаться этого Ахеба, даже если тот и узнал Конана.
Гирканец не мог знать о бумагах, которые нес с собой киммериец. Конан чувствовал, что люди Мантталуса относятся дружелюбно к другу Сидрика, хотя молодой человек, конечно, и ударил по ревнивому тщеславию Малаглина, превознося силу Конана.
Сидрик повел Конана вниз по улице к большому каменному зданию, окруженному колоннами портика, где он гордо представил своего друга отцу, старику по имени Амлафф и матери, высокой и гордой женщине пожилого возраста. Жители, по-видимому, здесь не прятали своих женщин, так как гирканцы. Конан познакомился и с сестрой Сидрика, крепкой светловолосой красоткой, и с его младшим братом. Киммериец едва сдержал улыбку при мысли о том, в какой невероятной ситуации он оказался, встретившись с семьей, жившей, как будто тысячу лет назад. Эти люди, безусловно, не были варварами. Хотя их культурное развитие было ниже, чем у их предков, но они все еще были гораздо более цивилизованными, чем их дикие соседи.
Их интерес к гостю был подлинным, но никто, кроме Сидрика не проявлял большой заинтересованности о мире, простирающемся за пределами их долины.
Вскоре молодой человек привел Конана во внутреннюю комнату, где поставил перед ним еду и вино. Киммериец ел и пил за троих, вдруг осознав все эти дни своего вынужденного поста, предшествовавшие его нынешнему пиру. Пока киммериец ел, Сидрик разговаривал с ним, однако, не упоминая о людях, которые преследовали Конана. Видимо, он посчитал их гирканцами из близлежащих холмов, враждебность которых вошла в поговорку. Конан понял, что никто из жителей не Мантталуса рисковал уходить дальше, чем на день пути из долины.
Дикость горных племен вокруг полностью изолировала их от мира.
Когда Конан стал зевать и клониться ко сну, Сидрик оставил его в покое, убедившись, что никто не помешает гостю. Киммерийца немного обеспокоил обнаруженный факт того, что в комнате не было двери, а у входа висела только занавеска. Но Сидрик сказал, что в Мантталусе нет воров, хотя бдительность была так присуща природе Конана, что варвар всё равно чувствовал воздействие гложущей его тревоги. Комната выходила в коридор, а тот, как полагал Конан, вел к внешней двери. Люди Мантталуса, по-видимому, не чувствовали необходимости в защите своей собственности. Но, несмотря на то, что местные жители могли спать здесь спокойно, это не обязательно должно было относиться ко вновь прибывшему чужеземцу.