– Иди к вождю, – тихо, раздельно произнес Скарр. – Скажи ему, что старый чародей хочет его видеть. Пусть поспешит, это важно.
Медвежья шкура, закрывающая вход в землянку, колыхнулась – Юмми выскользнула наружу. Вернулась она даже быстрее, чем предполагал старик.
– Он не придет, – в голосе Юмми прозвучала вина. – Прости, деда… Он сказал, что слишком занят и что ты должен прийти к нему сам, если у тебя есть что сказать. А когда я попросила… попросил еще раз, он прогнал меня. Он ведь ранен, и ему больно, деда, ты не думай, он плохого не хотел…
Ох-хо… Слова вождя больно царапнули сердце, и в ответ ожила, заворочалась под левой лопаткой старая, уже почти забытая тупая игла. А впрочем, разве Растак не прав? Не он навредил сегодня всему миру, а ты, с тебя ведь спрос, вот ты и иди…
Цепляясь узловатыми пальцами за стену землянки, Скарр сел, нашарил гнутую клюку из зуба древнего зверя и, опираясь на нее да еще на плечо Юмми, с усилием поднялся на ноги. Невидимый медный молот гулко ударил в висок, в глазах потемнело. Ничего, сейчас пройдет… Надо идти… надо…
Узкий мостик из пары отесанных поверху бревен вывел на тот берег, где ниже по течению ручья лежала деревня. Давно было заведено, чтобы чародеи жили на отшибе. Они, конечно, люди нужные, незаменимые – но хочешь не хочешь, а побаиваются их сородичи. Нет хуже приметы, чем встретиться с колдуном нос к носу, оттого и жить им лучше отдельно, однако и не слишком далеко от деревни. Чародей всегда может понадобиться.
Но сейчас людям было не до чародея с учеником-мальчишкой. На площади всхлипывающие бабы варили в громадных котлах над жаркими кострами особую похлебку для угощения союзников, резали жареное, копченое и варенное с черемшой мясо и жирные лососевые спинки, тащили откуда-то целые связки битой птицы, а вон и горшки с хмельным медом дожидаются, когда их откупорят. Все-таки праздник… Многие из этих баб стояли сегодня на валу, ничем не хуже мужчин показав себя в битве, а все опять им: и позаботиться о раненых, и наскоро оплакать мертвых, и, едва успев смыть с себя чужую кровь, готовить союзникам угощение, как велит Договор… Павшие еще не погребены – а праздник есть праздник, ничего не попишешь. Мужчины тоже заняты – стоят толпой между деревней и валом, смотрят, как Растак и Суор с присными делят взятое в бою добро, ворчат недовольно. Дело важное, до чародея ли тут? Это потом люди вспомнят, кому обязаны жизнью, и почти каждый подумает, что в половине смертей виноват Скарр – мог бы вызвать подмогу и пораньше, не дожидаясь крайности, даром что в Договоре сказано иное. Жизнь проходит, а люди не меняются… нет, не меняются.
У последней землянки попался навстречу Ер-Нан, уже подвыпивший и, как видно, спешащий на площадь добавить. Был он гол по пояс, на волосатой груди запеклась кровь – скользящий удар костяного лезвия рассек кожу вместе с рубахой, теперь где-то брошенной. По гордому виду внука сразу можно было сказать, что и сам он дрался геройски, и лучникам помогал точнее бить в цель при помощи заклинаний, и кровь пролил, и вообще достоин всяческой хвалы и почестей. Вон и жертвоприношение довел до конца, не в пример деду, у которого ноги подкашиваются. Велик ли труд колоть пленных? – а грудь колесом, царапина напоказ. Вырастет же такая орясина у умных родителей…
Уважительно, но с видом превосходства поклонившись деду, Ер-Нан не удостоил племянницу вниманием и устремился дальше, на площадь. Скарр отвернулся. Тупая игла под лопаткой заворочалась сильнее.
Нет права болеть… Нет права поддаться слабости, перестать цепляться за жизнь, умереть. Нет такого права и не будет еще несколько лет, пока Юмми не займет его, Скарра, место. Кичливый дуролом Ер-Нан, не сомневающийся в том, что именно ему вскоре предстоит занять место старого чародея, способен погубить дуростью все племя. Он внук, родная кровь, но все же жаль, что он сегодня вышел из битвы невредимым, да простит Земля старику скверную мысль. Погибни он на валу с честью, как воин, – насколько стало бы проще! Тогда вопрос о преемнике отпал бы сам собою и не было бы нужды рядить правнучку в правнука… хорошо, что чародеи живут отдельно и Юмми не мельтешит каждодневно перед глазами сородичей! В деревне ничего не укроешь от посторонних глаз.
Ох-хо… Суетливы старческие мысли, дальнее застит ближнее. Сперва нужно исправить сегодняшнюю ошибку, и чем скорее, тем лучше. Только бы не слишком поздно…
Дожидаясь, когда Растак с Суором и вожаком малого отряда людей Вепря кончат дележ, Скарр присел на сланцевую плиту, неслышно постанывал. Стоять нет сил, а камень холодит, хоть и показалось вначале, будто прогрелся за день. Не то еще солнышко бродит по небу, не летнее. Исход весны лишь притворяется летом, а как наступит ночь, промерзнешь до костей без очага и теплой одежды. А не последняя ли это весна в затянувшейся жизни?.. Мать-Земля, дай еще силы, не торопи, сейчас не время!
Конечно, дележом остались недовольны все, и свои, и чужие, – но пошумели немного и успокоились под сверлящими взглядами вождей. Как-никак союзники. Кое-кто уже потянулся в деревню на вкусный запах. Распорядившись, кому и в какую очередь дежурить на валу, кому караулить подъем на Полуденную, а кому таскать в деревню изрядно поуменьшившиеся трофеи, вождь только теперь заметил старого чародея.
– Пришел? Какое еще важное дело?
– Только для твоих ушей, вождь, – Скарр кивнул на Юмми, – и еще для него. Он знает.
Растак сделал воинам знак здоровой рукой – отойдите, мол. Присаживаясь рядом на сланцевую плиту, чуть заметно вздрогнул – видимо, побеспокоил плечо.
– Ну?
Слушая краткий рассказ, он морщил лоб в недоумении. Потом спросил:
– Это все?
– Да. Я ошибся.
– Но хотя бы закрыл потом все Двери?
– Конечно. – Еще вчера такой вопрос показался бы старому чародею оскорбительным. Но сегодня – не вчера.
– Тогда помалкивай об этом, только и всего.
Скарр вздохнул:
– Не могу. Не нам нарушать Договор. Предки не простят. Не простят и соседи. Здесь люди Вепря, они знают, что это я открывал Дверь, а от них узнают другие. Вина на мне, значит, и на всем племени. Если те, кто пришел к нам из Запретного мира, натворят бед, жди новой войны, вождь. Ты готов к ней?
Растак оскалил в усмешке крепкие желтые зубы.