Глава 3
Когда Глагола творческая сила
Толпы миров воззвала из ночи…
В пологом, продутом ветрами распадке меж вершин Двуглавой маялся часовой. Не дожидаясь знака удалиться, он торопливо махнул поклон старику и, отбежав шагов на сто, повернулся спиной. Не дело простому воину смотреть на колдовство, рассерженный чародей может наслать порчу — потом умаешься валяться в ногах, вымаливая прощение.
— Ступай-ка вон туда, — сказал старик мальчику. — Вдвоем быстрее.
Два прутика — ивовый и ореховый, — выбранные по приметам, известным только чародеям, срезанные где надо и как надо, с молитвой древяницам, без которой из куска дерева сразу уйдет сила, указали направление. Там, где сошлись старик и мальчик, старик клюкой очертил круг. Любой человек Земли знает: Дверь стоит и не стоит на месте — не выходя за пределы пространства в сотню-другую шагов, она медленно и прихотливо блуждает по известному только ей, никогда не повторяющемуся пути.
— Смотри, Юмми, смотри внимательно, — сказал старик. — Может быть, и тебе когда-нибудь придется открывать Дверь. Хотя было бы лучше, если бы не пришлось… Подержи-ка клюку…
Выбрав себе место подле отмеченного круга, он воздел к небу четырехпалые руки и нараспев прочел заклинание. Подростку показалось, что воздух над кругом всколыхнулся, но ничего не произошло. Поморщившись, старик сдвинулся чуть вбок. Вторая попытка принесла удачу: с последним словом заклинания воздух над очерченным кругом задрожал, как над костром из сухих дров. Через несколько мгновений ожидания в круге появился человек. Не вошел в круг — возник в нем как бы из ничего, из дрожания воздуха. Он походил на отражение в чистой воде, подернутой рябью. Глаза уставали смотреть на него. Длинный посох в руках человека прихотливо извивался и изламывался, так что Юмми не сразу понял: не посох он держит — копье. Значит, воин… Понятно: в том мире место, где блуждает невидимая Дверь, тоже охраняется воинами, не чародею же стоять там на страже.
— Я зову Ханни, — сказал старик. — Пусть придет на зов.
— Ханни не придет, — глуховато, с нездешним выговором ответил воин. — Ханни болен, душа его бьется, как птица в силке. Духи воздуха гневаются на наш народ.
— Значит, мне нужен его старший ученик.
— Учеников Ханни нет, — возразил воин. — К нам пришел мор, много людей умерло. Твоему племени нужна помощь?
— Да. В плохой год беда приходит ко многим.
— У нас еще есть воины, но подумай: не окажется ли наш мор хуже вашей беды?
— Ты прав, — согласился старик. — Передай Ханни, что я желаю ему поправиться. Прощай.
Он опустил руки, закрывая Дверь. Воин исчез. Старик снял с плеч накидку из рысьей шкуры, сунул мальчику:
— Спрячь в котомку.
— Зачем, дедушка? — спросил мальчик.
— Попросим помощи в мире людей Рыси. Тот, кто просит, не должен оскорблять.
На этот раз пришлось ждать довольно долго. Наконец в дрожании воздуха появился мужчина и, издав возглас удивления, не раздумывая шагнул из круга. Чужой чародей был еще не старым мужчиной и тоже опирался не на клюку, а на копье, как воин. Куцый рысий хвост красовался на узорчатом древке копья. Узкий кожаный шнурок, перехвативший у лба черные, с едва заметной проседью волосы чужака, был украшен подвесками из рысьих клыков. Такие же клыки были нашиты на ожерелье чародея.
Вслед за чужим впорхнул, кружась, желтый осиновый лист и улетел, подхваченный ветром, — в мире Рыси была осень.
Старик остался стоять с поднятыми руками. Шагнуть без слов из мира в мир в ответ на зов — знак доверия и подтверждения Договора, а вот захлопнуть Дверь за спиной гостя — не оскорбление, но невежливость, для просителя недопустимая.
Не стоило сейчас и тешить праздное любопытство: почему с той стороны Двери оказался сам кудесник, а не простой воин? Ждал, что ли? А может быть, оставаясь невидимым, подглядывал в чужой мир, на что способны немногие? Не спросишь, а спросишь — не ответит. К тому же Договором это не запрещено…
— Мира и удачи тебе, Скарр, — отрывисто приветствовал старика чужак. Он словно бы выплевывал слова, как принято в мире Рыси. — О-хо! Давно мы с тобой не виделись. Кто это с тобой — новый ученик?