— Русским языком с тобой разговариваю, блин. Шурку Подойникова не знаешь где найти? Он тут Торин Двузначный.
— Ы-ы-ы… — мычал пленник. — Шугай кышун найза…
— Ну и козел, — неуверенно сообщил Витюня. — По-человечески можешь?
— Ы-ыы-ы…
— Дебил, — с огорчением определил Витюня. — Олигохрен… или френ? Заигрался, блин, точно. Так ты имей в виду: я не в игре. Ну что, отпустить тебя или как?
Упрямец продолжал дергаться.
— Отпущу, — решил Витюня. — Только вот что… — Не вставая с пленника, он перебросил через речку копье и топорик. Затем поднялся на ноги. — Вот так. Уж извини. Да, где тут ваш главный? Не проводишь?
Оказавшись на свободе, пленник повел себя странно: быстро-быстро побежал на четвереньках вверх по осыпи. Добравшись до первого дерева на склоне, тявкнул что-то невразумительное и исчез в лесу.
«Не проводит», — понял Витюня.
Он выжал телогрейку и расстелил ее на камнях. То же самое сделал со свитером, рубашкой и заскорузлыми рукавицами. Один валенок повесил на воткнутый в берег лом, другой положил просто так. Штаны снимать не стал — сами высохнут.
Мысли, как всегда, приходили в голову позже, чем следует. Надо было спросить у психа, где тут автобусная остановка. Или деревня какая-нибудь. Вроде бы Шурка говорил, что ролевики не забираются очень далеко от цивилизации. Или все же забираются?
Витюня еще раз оглядел решительно незнакомый пейзаж. Н-да. Не Подмосковье, пожалуй. Горы. Не чересчур высокие, но все-таки скорее горы, нежели холмы. С лесом. Урал? Карпаты? Эти… как их… увалы какие-нибудь?
Но почему?!!
«Сплю, что ли?» — подумал он, но щипать себя не стал. Ни одной бабы не видно — значит, не сон. Не бывает таких снов.
Какой урод здесь шутки шутит?
Витюня начал сердиться. До правильной медленной злости, какая нужна перед подходом к штанге, было еще далеко, но все-таки…
«А может, я помер?!»
О загробной жизни Витюня имел самые туманные представления. Нет, не похоже. Он ощупал себя. Свежие ссадины были на месте. Побаливал бок — последствие падения на осыпь. Синяк будет.
Значит, жив?
Допустим.
Жив — это уже хорошо. Это главное. Остальное приложится.
Утешившись этой мыслью, Витюня успокоился и уже беззлобно подумал, что неплохо было бы приподнять этого шутника одной рукой, да и потрясти слегка за шкирку… В назидание другим шутникам, буде они объявятся.
Штаны мало-помалу просыхали, валенки и носки тоже. Крупная стрекоза присела отдохнуть на валенок, трепеща слюдяными с прожилками крылышками. Солнце грело ну совершенно по-летнему. Хотя, пожалуй, стояло еще не совсем лето: ольховый куст, нависший над речкой у края осыпи, только-только оделся зеленым майским дымком. Точно так же вели себя лиственницы на том берегу — в породе деревьев сомневаться не приходилось. Уже хорошо, что не кактусы…
Сибирь, что ли?
Может, и Сибирь: где только нет этих… чокнутых с дрекольем. А что, если, например, Канада?
На лбу Витюни, обозначая работу мысли, собрались крупные складки. Сразу заболела голова. Леса в Канаде точно есть, не зря же на карте мира эта страна выкрашена зеленым, — а вот горы? Сказать по правде, в Канаду здравомыслящему Витюне не очень-то хотелось. То есть хотелось, но лишь по собственной воле и вдобавок не теперь и не так. Во-первых, хорошо бы знать канадский язык (в существовании такого языка Витюня был убежден), во-вторых, непонятно, как выбираться домой, а в-третьих, аборигены здесь странные, ей-ей.
Витюня попытался вспомнить все, что знал об индейцах, но, вспомнив только «хуг» и «хау, я все сказал», прекратил это занятие как бесплодное. Ну ее совсем, эту Канаду, если и там водятся придурки с дрекольем. Лучше уж по-прежнему считать, что здесь эти… увалы.
С одной стороны, было неясно, кому бить морду за подобные шуточки. К тому же, как большинство тяжеловесов, Витюня не любил драк. С другой стороны, надо было на что-то решиться — не сидеть же здесь сиднем, ожидая неизвестно чего. Может, дорога с автобусным сообщением проходит в каком-нибудь километре отсюда и лишь шум реки мешает ее услышать?
Поразмыслив, Витюня решил для начала подняться на возвышенность и осмотреть окрестности. Толстые шерстяные носки, конечно, еще не просохли, не говоря уже о валенках и телогрейке, но он решил не обращать внимания на подобные мелочи. Правда, ноги чувствовали себя не слишком уютно, а мокрая телогрейка с выдранным клоком висела на плечах, как верига. Ушанку пришлось нести в руке, свободной от лома.
Обойдя осыпь, Витюня нашел более удобный подъем и минут через десять уже стоял на вершине горушки, обозревая окружающую местность в просветы между стволами сосен. Изумленному взору открылась панорама решительно безлюдная. Поросшие лесом горы и холмы без каких-либо признаков человеческого жилья, куда ни кинь взгляд, — это, в сущности, еще полбеды. Гораздо хуже, что Витюня, никогда не жаловавшийся на слабое зрение, сколько ни вглядывался, нигде не сумел различить ни одной дороги, ни одной мачты ЛЭП, не говоря уже о какой-нибудь заметной за десятки километров коптящей трубе! И воздух — воздух здесь был упоительный, кристальной свежести, черт бы ее побрал. А люди? Люди-то где?.. Нет, один встретился, но и тот был ненормальный…