«Отлично!» — похвалил себя Галаррага, еще теснее прижимая Корхеса к столбикам ограждения.
Корхес попытался вывернуть руль в другую сторону и ударить Галаррагу в борт, но скорость по-прежнему была велика, и передние колеса уже потеряли под собой опору…
Галаррага по инерции проехал еще несколько метров, пока машина Корхеса летела в пропасть. Наконец затормозив, он увидел далеко внизу Корхеса, с трудом выбирающегося из покореженной машины.
— Надеешься уйти, сволочь? — крикнул ему Галаррага и, не раздумывая, стал спускаться вниз по каменистому склону.
Корхес тем временем уже отполз несколько метров от машины и встал на ноги. Инстинктивно он бросил взгляд в сторону шоссе: полицейской машины по-прежнему не было видно, зато к нему направлялся разъяренный Галаррага.
Прихрамывая на левую ногу, Корхес побежал к ближайшим кустам и, укрывшись за ними, выстрелил в Галаррагу. Тот в момент выстрела уже поровнялся с машиной и там же упал, сраженный пулей Корхеса.
А еще через секунду раздался взрыв — это загорелся бензобак. Корхес увидел, как пламя охватило Галаррагу, и поспешил унести ноги подальше от места аварии, а заодно и от полиции.
Прибывшие вскоре полицейские поначалу приняли обгоревшего Галаррагу за Корхеса. Сбив с него пламя, они обнаружили, что он еще жив, и стали осторожно поднимать его вверх, к шоссе. Портас по рации вызвал реанимационную машину:
— Он нужен мне живым! Живым!
Озабоченные лишь тем, чтобы раненый выжил, полицейские бережно уложили его в свою машину и помчались навстречу выехавшей к ним реанимационной бригаде.
Стоявший поодаль автомобиль Галарраги остался ими незамеченным.
И только когда санитары уже стали переносить Галаррагу в свою машину, Портас вдруг увидел, что раненый и покрупнее, и повыше Корхеса. А вглядевшись внимательно в его прокопченное и окровавленное лицо, узнал в потерпевшем Галаррагу.
— Быстро поворачиваем обратно! — скомандовал он.
Вернувшись к месту аварии, полицейские прочесали весь близлежащий район, но Корхеса так и не нашли.
— Вероятно, он успел уехать на какой-нибудь проезжавшей мимо машине, — устало произнес Портас. — Придется объявлять розыск преступника по всей стране и на ее границах.
Вернувшись из сада в свою комнату, Ана Роса обнаружила у себя на подушке разбросанные в беспорядке маки.
Она застыла в изумлении. «Семь диких маков махровых», — пронеслась у нее в голове строчка из стихотворения Лорки. Это было явно послание от Корхеса. Она пересчитала цветы: действительно, семь махровых, горящих как факелы на белизне подушки маков.
Второй ее мыслью было: «Это прощание».
Ана Роса бросилась в комнату Корхеса.
Ящики комода были выдвинуты и пусты, как будто он собирался в страшной спешке. Она распахнула дверцы стенного шкафа — его вещей не было.
«Уехал», — опустившись без сил на его кровать, подумала она.
Ана Роса не заметила, как снова оказалась у себя в комнате. Она лихорадочно искала записку, которая могла бы объяснить этот внезапный отъезд, но записки не было. Она сгребла маки и зарылась в них лицом.
…Дни ее проходят в непрестанных утратах. Все покинули ее, даже Корхес… Но он — почему он ее покинул? Что плохого сделала она ему? Может, он позвонит и все объяснит?
С этой мыслью Ана Роса спустилась в гостиную, где с трубкой, прижатой к уху плечом, стояла Милагритос.
— Значит, ты возвращаешься? — услышала Ана Роса. — Когда? Замечательно, я жду тебя…
Счастливое выражение лица Милагритос больно ударило Ану Росу по сердцу. Неужели эта замарашка заслуживает большего счастья, чем она?
— Это Даниэль, — прерывающимся от радости голосом сказала Милагритос. — Он наконец-то возвращается.
— Замечательно, — сухо произнесла Ана Роса. — Тебе больше не нужен телефон? Я жду звонка…
Милагритос закивала головой и тут же побежала на кухню — делиться новостью с Онейдой.
Прошел час, другой, третий…
Ана Роса все еще сидела в гостиной, прислушиваясь к оживленным голосам, доносившимся из кухни.
Мысль ее не могла ни на чем сосредоточиться.
То вспоминалось детство и юность в Маракабио, то в памяти проплывали события, связанные с переездом в Каракас и воцарением ее семейства в этом особняке.
Жизнь Аны Росы была смутным ожиданием праздника, который так и не состоялся. Херман, ее влюбленность в него, страдания матери из-за Хермана, ее собственные внутренние борения, завершившиеся побегом к Алирио Сантос Саликосу. Вялое существование в доме Саликоса, который был уверен в том, что она без памяти влюбилась в него… Эдуардо, пытавшийся вразумить ее и оторвать от своего дяди, их бесконечные разговоры, в которых она любила выглядеть как особа, отмеченная роком, сильная, страстная душа, влачащая свои крылья по земле, потому что не было ветра, который бы мог взметнуть ее ввысь.