— Девочка моя, я сейчас в Мадриде. Прости, не сумел известить тебя раньше, что я жив…
— Ты приедешь? — нетерпеливо перебила его Ирена.
— Милая, на мне лежит один долг, и я должен его выполнить. Из-за меня погибла Ярима. — Херман сделал паузу, ожидая расспросов Ирены, но их не последовало. Ирена жадно внимала каждому его слову. — Она закрыла меня от пули собственным телом. Похороны будут в Риме, там живет ее сестра Вероника. Я полечу в Рим, похороню Яриму и вернусь к вам, родные мои… Я так соскучился по тебе, по детям…
— Я лечу с тобой, — вырвалось у Ирены, но она тут же поправилась. — То есть я немедленно закажу себе билет до Рима. Ты согласен?
— Согласен ли я! Конечно, родная моя! Но, может быть, с тобой кто-нибудь еще полетит? У тебя такой слабенький голосок, мне тревожно за тебя…
— Кто может полететь со мной? — и тут же услышала голос Пелуки:
— Я полечу с тобой, Ирена.
Давно уже под крышей особняка Эстелы ди Сальваторе не собиралось столько счастливых людей.
Дети как угорелые носились из комнаты в комнату и на кухню, влезая в разговоры взрослых, но их никто не одергивал.
Мартика прибежала к Ирене, Эстеле и Пелуке, занятым упаковкой вещей для предстоящего отъезда в Рим, с сообщением, что бабушка Фьорелла восприняла известие о воскрешении Хермана из мертвых с великой радостью и заявила, что отныне ни одно в жизни испытание не сможет поколебать ее веры в великое милосердие Господне.
На кухне завершались приготовления к пышному застолью. Эстела высказала мысль, что следовало бы пригласить на пир Темеса и Портаса, но Карлос возразил против этого, сказав, что благодаря ретивому прокурору он вынужден был много дней есть тюремную пищу. Ана Роса изъявила пожелание немедленно отправиться в клинику, где лежит Галаррага, чтобы от имени семей ди Сальваторе и Гальярдо морально поддержать его и принести ему кое-какой снеди с пиршественного стола.
Пока Пелука с Эстелой собирали иренин чемодан, Карлос с Амалией решали, что им делать дальше.
— Мне надо бы поехать в Испанию, — говорил Карлос, — необходимо завершить кое-какие сделки. Но как-то неловко оставлять сейчас Эстелу, которая столько для нас всех сделала, одну…
— Тебя беспокоят только сделки? — лукаво усмехнулась Амалия.
Карлос ответил ей такой же ласково насмешливой улыбкой.
— От тебя ничего не утаишь. Ну да, я хочу повидать Валерию.
Амалия кивнула в сторону телефона.
— А не поговорить ли вам прямо сейчас? Я, как тактичная мать, могу удалиться, сославшись на какое-нибудь неотложное дело.
— Например? — взяв ее лицо в ладони, спросил Карлос.
— Ну, пойду посмотрю, не переложит ли на радостях Онейда цукатов в торт…
— Это действительно очень важное и неотложное дело, — подхватил Карлос.
— А главное — предлог-то какой хороший, чтобы выйти из гостиной, — добавила Амалия, удаляясь.
— Между прочим, я не против, если цукатов окажется много, — уже набирая номер телефона, крикнул ей вслед Карлос.
Услышав в трубке голос Валерии, он вдруг почему-то растерялся, как мальчишка, и некоторое время не мог вымолвить ни слова.
Валерия уже было решила, что кто-то ошибся номером, и хотела повесить трубку, как услышала наконец голос Карлоса:
— Это я.
Валерия немедленно отреагировала.
— А это я.
— Знаю, что ты, — вдруг одновременно произнесли они и рассмеялись.
— Ты рассчитывал устроить мне сюрприз? — отсмеявшись, сказала Валерия.
— А мое возвращение на волю может стать для тебя сюрпризом? — тут же отозвался Карлос.
— Да, если бы дядя Лео не известил меня заранее об этом счастливом событии. Так что я в курсе всех ваших дел. Скажу тебе больше — до меня доносится аромат большого праздничного пирога с орехами и марципанами.
— С цукатами, — уточнил Карлос.
— Хотелось бы отведать кусочек, — высказала пожелание Валерия.
— Непременно привезу его тебе, — пообещал Карлос. — Он успеет остыть, но не зачерствеет к тому времени, как я увижу тебя.
— Прошу тебя, не задерживайся. Я не хочу поломать об этот кусочек свои зубы. И цукатов, пожалуйста, побольше…
— Мне еще раз пересчитать цукаты или я уже могу войти к тебе? — из кухни выглянула Амалия. — Тактично ли будет задать вопрос: как прошел разговор с Валерией?
— Оживленно, — отозвался Карлос.
— Молодец она! — вынуждена была признать Амалия. — Ведь ей сейчас нелегко, у нее отец в больнице. Она не говорила о нем?
— Нет, ни слова… Сердце?