Неожиданно мы встретили друзей Роберта и пьянка — иначе это и не назовешь — продолжилась уже в более широком кругу. После еще пары рюмок, я пошла в туалет, чтобы умыться. Меня всю трясло и стало очень жарко. Голова начала немного кружиться, но тошноты еще не было.
Умывшись, смотрю в небольшое зеркало, что висит над раковиной. Его, наверное, не протирали порядка нескольких месяцев. Едва могу в нем рассмотреть себя: щеки по-прежнему красные, а карие глаза такие же мутные, как и это зеркало. На слабых ногах возвращаюсь и замечаю, как уже изрядно хмельной Роберт лапает какую-то девушку.
Конечно, следуя сценарию мыльной оперы, я была обязана устроить грандиозный скандал. Роб — мой парень, вроде как. Но мне совершенно всё равно. В сердце ничего не кольнуло, обиды или злости я не испытывала. Как я уже говорила, парой нас сложно назвать. Наверное, я настолько привыкла к этому, что и не заметила, как моя влюбленность прошла, не оставив и призрачного следа после себя.
Выхожу из клуба и шествую к центру города. Холодный осенний воздух бодрит, но меня всё равно иногда уводит в сторону. Сажусь на лавочку и стараюсь хоть как-то прийти в себя. Господи, если родители увидят меня в таком состоянии, то мне больше не жить. Достаю из сумки телефон и принимаюсь писать сообщение:
«Мне плохо, жутко плохо. Забери на ночь к себе, иначе дома убьют. Я на лавочке у центрального парка».
Не перечитывая сообщения, отправляю его Эмили. Теперь главное — подождать и постараться не уснуть. Ее родители всё равно вновь уехали в пригород и, если не ошибаюсь, то вернутся лишь завтра к обеду. Эм должна забрать меня.
На смену жару, что овладел моим телом из-за абсента, пришел озноб вместе с порывами холодного ветра. Я одета всего лишь в тонкое черное платье, не менее тонкую джинсовую куртку и сапоги.
Проходит, наверное, минут десять, и мне становится всё хуже и хуже — постепенно начинаю замерзать, а голова кажется тяжелой, будто набита кирпичами. Да когда же приедет Эмили?! Я едва держусь, чтобы не уснуть, как внезапно в лицо ударяет яркий свет. Открываю глаза и морщусь. Автомобиль останавливается в нескольких метрах от меня. Раздражающий свет фар, наконец, гаснет. На улицу выходит силуэт и стремительно двигается в мою сторону. Пытаюсь стать на ноги, но они не желают меня держать, и я снова сажусь на лавочку.
— Что случилось? — слышу мужской голос.
— Эмили, ты что, простудилась? — бормочу я.
— Мелинда?
Тру веки и вижу перед собой мистера Эванса в черном пальто, которое сливается с тьмой.
— Вы? — изумляюсь.
— Да, кто же еще? Ты мне прислала сообщение, я не мог приехать раньше, поскольку были важные дела.
— Я вам ничего не присылала, — принимаюсь проверять свой телефон.
Черт! Черт! Черт! Вместо того, чтобы отправить сообщение Эмили, я послала его мистеру Эвансу. Да уж! Так я еще не позорилась.
— Можете уезжать. Прошу прощения за беспокойство. Мое сообщение не было предназначено вам.
— Ты пьяна? — мужчина садится на корточки и внимательно смотрит на меня.
— Вас это не касается, — отвожу взгляд в сторону.
— Ошибаешься. Если я здесь, значит уже касается, — тон суров.
— Ничего подобного, ясно? Я ждала Эмили, а не вас, поэтому уезжайте.
Снова делаю попытку стать на ноги и мне удается устоять, а вот идти, кажется, еще не могу. Только делаю шаг вперед, как меня ведет в бок.
— Осторожно, — шепчет мистер Эванс и удерживает меня за талию.
— Сама разберусь, — убираю его руки и пытаюсь идти дальше.
В темноте ничего не видно и я спотыкаюсь о большой камень.
— Зачем вредничать? — спрашивает мистер Эванс и поднимает меня на руки.
— Отпустите, — требую.
— Нет.
— Поставьте на землю. Я — эмансипированная девушка, учитывайте мое мнение, — бью мистера Эванса по его широкой груди.
Он ничего не отвечает, открывает дверь автомобиля, кладет меня в салон, а сам садится за руль.
— Значит так, эмансипированная ты наша, успокойся.
Наши глаза встречаются в зеркале заднего вида.
— Если ты так хочешь, я отвезу тебя домой.
— Нет! — внезапно вскрикиваю. — Только не домой, иначе меня прикончат.
— Вот тогда перестань капризничать! — мистер Эванс заводит двигатель, и машина трогается с места.
Едем по ночному городу, и меня начинает здорово укачивать. Вскоре одолевает сонливость, и тошнота слабнет.
— Мелинда, проснись, — слышу тихий шепот.
— Я спать хочу.
— Сейчас ляжешь.
Чувствую, как меня вновь берут на руки и куда-то несут.
— Куда мы?
— Буду укладывать тебя спать, — холодные губы прикасаются к моему горячему лбу.
— Хорошо, — закрываю от удовольствия глаза.
Наконец, ощущаю под собой мягкую постель. Мистер Эванс снимает с моих ног сапоги, затем куртку и укутывает в одеяло.
— Подождите, побудьте со мною чуть-чуть, — прошу я, когда вижу, что мужчина собирается уходить.
Мистер Эванс расстегивает пуговицы на своем пальто, и садится на край кровати.
— Знаете, — с трудом сажусь. — Уверена, завтра я этого не вспомню, а вы наверняка не воспримите мои слова всерьез, но знайте, — поднимаю вверх указательный палец. — Кажется, я в вас влюбилась.
Откидываюсь на подушки и мгновенно засыпаю.
Глава 13
Просыпаюсь от давящей боли в затылке и висках. Медленно открываю глаза и пытаюсь вспомнить: где я, и как сюда попала.
Головная боль настолько невыносима, что рационально размышлять в данный момент я всё же неспособна. Что же, оставим воспоминания на потом.
С трудом могу сесть на кровать. Я всё еще в своем черном платье, а где же куртка? Взглядом ищу ее и нахожу на кресле: она аккуратно сложена. Рядом с моей постелью стоят сапоги.
Стараюсь не делать резких движений, чтобы не нарушать хрупкий покой, который, кажется, начал господствовать в моей голове.
На прикроватной тумбочке из красного дерева стоит бутылка минеральной воды. Ох, как она вовремя! Буквально за несколько больших глотков выпиваю всю воду, и чувствую себя уже значительно лучше.
Встаю на ноги и выхожу из комнаты. Чисто интуитивно нахожу лестницу, которая ведет вниз. Спускаюсь и оказываюсь в большой зале с огромными окнами, что выходят, видимо, на задний двор.
Осматриваюсь по сторонам и замечаю спящего мистера Эванса. Он расположился на диване у камина. По обе стороны стоят два кресла. На одном из них лежат бережно сложенные пальто и рубашка. Под стеклянным журнальным столиком, что расположен между кресел, стоят ботинки. Похоже, мистер Эванс спит в брюках.
Постепенно вспоминаю, каким образом я вчера встретилась со своим учителем и чувствую, что мои щеки от стыда и неловкости начинают гореть.
Тихо сажусь в кресло и прячу лицо в ладонях. Господи, я же призналась ему в любви, будучи пьяной! Позор!
Какая же наивность! Я думала, что на утро ничего не вспомню, но черта с два. Теперь стоит лишь надеяться на то, что мистер Эванс не воспримет мои слова всерьез, и не будет затрагивать эту тему. Нет, не стоит дожидаться его пробуждения, лучше уйти сейчас. Возвращаюсь в спальню, быстро собираю свои вещи, обуваюсь и шествую к выходу.
— Так и уйдешь, даже не удосужившись со мной поговорить? — раздается голос мистера Эванса за моей спиной.
Оборачиваюсь и вижу, как он надевает на голое тело рубашку бордового цвета и вопросительно смотрит на меня.
— Да, наверное, так будет лучше, — пожимаю плечами.
— Думаю, тебе стоит принять душ, позавтракать, объясниться со мной, а затем отправляться домой.
— Но меня ждут родители.
— Поверь, с ними проблем не будет.
— Послушайте, мне жутко неловко, и не стоит мучить меня воспитательными изречениями. Это единичный случай, когда я попадаю в подобную ситуацию. Я вообще не пью.