Эмили поспешно подошла к отцу, чувствуя, как он страдает. Он оперся на ее плечо для поддержки.
– В первый момент я пришел в ужас. Фиби совершила смертный грех! – Он остановился на миг, не в силах продолжать от переполнявших его чувств. – Но хуже всего было знать, что боли, которые терзали ее, были так мучительны, что толкнули ее на этот отчаянный поступок.
Пастор взглянул в лицо дочери.
– А затем я задумался о последствиях. И мыслил эгоистично. Если о самоубийстве Фиби станет известно, я потеряю приход, меня могут лишить сана. И что будет тогда с моей дочерью? Вряд ли она сможет когда-нибудь устроить свою судьбу. – Он помолчал, потом упрямо поднял голову. – Я не горжусь этим, но я не мог поступить иначе, обдумав подобные вопросы. Во всяком случае, именно тогда я решил держать все в секрете даже от Эмили. Я подумал, ей не следует знать о самоубийстве. Сказать по правде, никто из нас не хотел говорить о смерти Фиби.
Он крепко сжал руку дочери.
– Но это была ошибка. Теперь я это понимаю. По меньшей мере мне следовало сказать моей милой дочери о том, что произошло.
– Мне тоже следовало сказать тебе всю правду, папа, – вмешалась Эмили, не желая, чтобы он во всем винил только себя. – Но я хотела защитить тебя.
– А я тебя. – Пастор горько рассмеялся. – Вот мы оба и наказаны за свое молчание. Свое наказание я заслужил. – Его голос прервался. – Но моя дорогая девочка – нет. Если бы я только мог вообразить, что она и лорд Несфилд все знают, или что он может использовать это против нее…
– Ты не мог этого знать, – попыталась успокоить его Эмили, меж тем как слезы ручьем струились по ее щекам.
Ее по-прежнему поражало, что все последнее время он скрывал в душе такие муки. Неудивительно, что он не мог забыть о своем горе. И все ради нее! Он делал все это ради нее!
– О, папа, я так люблю тебя, – прошептала она.
– Я тоже очень люблю тебя, моя милая девочка!
– Трогательная сцена, – сказал Несфилд грубым голосом. Он с силой вонзил свою трость в покрытый ковром пол. – Но эта записка ничего не доказывает. Откуда мне знать, что вы сами не написали ее по просьбе своей дочери?
Пастор гневно посмотрел на лорда Несфилда.
– Может быть, вы обладаете властью и богатством, милорд, но даже вам не удастся опровергнуть записку, написанную рукой покойной женщины. Любой, кто сравнит ее с другими ее письмами, убедится, что она написана ею. И поскольку в записке открыто утверждается, что Фиби планировала расстаться с жизнью, и известна дата ее смерти, эта бумажка и является необходимым нам доказательством.
Несфилд, конечно, был законченным негодяем, но долей здравого смысла он обладал. Он слегка заколебался, оглядывая в лорнет всех свидетелей этого разговора.
– Вы думаете, что победили? Ну что же, допустим, я не могу доказать убийство. Но это не помешает мне покончить с вами, Фэрчайлд! Весь свет узнает о том, что ваша жена покончила жизнь самоубийством, и вам не удастся получить приход нигде…
– Сильно сомневаюсь в этом, – перебил его Джордан. – Здесь присутствуют трое людей, готовых охотно предоставить приход этому человеку. – Он подошел к Несфилду, угрожающе понизив голос: – А что касается скандала, я уверен, в свете с удовольствием послушают, как дочь маркиза Несфилда сбежала с адвокатом.
Несфилд смертельно побледнел.
– Или, может быть, – продолжал граф еще более зловещим тоном, – мне стоит рассказать, как вы использовали самоубийство жены своего приходского священника, чтобы шантажом заставить его дочь участвовать против ее воли в организованном вами обмане? Это может послужить занятной темой для разговоров на званых обедах.
– Вы не посмеете распространять подобные сведения! Это бросит тень также и на мисс Фэрчайлд!
– В первый момент, возможно. Но какое это будет иметь значение, раз она станет моей женой? – Когда лорд Несфилд побледнел, Блэкмор добавил: – Да, я намерен жениться на ней, и теперь больше, чем когда-либо. И никому не позволю сказать что-нибудь против нее в моем присутствии. Может быть, на это даже посмотрят как на великую мелодраму, затеянную и осуществленную негодяем. Леди Данди со своей стороны даст собственное изложение истории, а Йен сможет поразить друзей заявлением, что все время был участником этого маскарада. И ваше имя будут трепать грязью всякий раз, когда его упомянут.
– Довольно! – Несфилд покачнулся на месте, лицо его исказилось от ужаса.
Эмили никогда не видела, чтобы маркиз выглядел таким старым. Или таким беспомощным. Лишившись дочери и всякой возможности как-то отомстить человеку, отнявшему ее у него, он поник и имел очень жалкий вид. Если бы не все те страдания, которые ей пришлось пережить по его вине, Эмили, возможно, даже пожалела бы его.
Вполне возможно.
– Ну хорошо, – пробормотал он, сжимая трость дрожащей рукой. – Ни слова из того, что было здесь сказано сегодня, не должно выйти за пределы этой комнаты!
– Этого недостаточно! – рявкнул Джордан. – Я не желаю, чтобы мою жену вынуждали и дальше лгать! – Он взглянул на девушку с улыбкой, и она ответила ему со всей любовью, переполнявшей ее сердце. – Эмили терпеть не может лжи, и я не позволю огорчать ее. Но ведь вы повсюду объявили ее дочерью леди Данди!
Граф скрестил руки на груди.
– Поэтому вот что мы сделаем. Мы распространим в свете несколько подправленную историю этого представления. Эмили, сочувствуя своей подруге Софи, добровольно согласилась участвовать в маскараде, чтобы отыскать человека, пытавшегося бежать с вашей дочерью. Это был благородный поступок, но с самого начала обреченный на неудачу, потому что я всегда знал, кто такая Эмили.
Когда Несфилд ошеломленно заморгал глазами, насмешливая улыбка появилась на губах Джордана.
– Вы ведь не знали об этом, не правда ли? Во всяком случае, в нашей истории мы скажем, что я решил помочь ей, как и мой друг Йен. Между тем мы с ней полюбили друг друга. Но когда выяснилось, что это ее собственный кузен, человек весьма обеспеченный, бежал вместе с Софи, она сдалась на вашу милость, и вы, будучи великодушным и любящим отцом, приняли кузена Эмили в качестве мужа Софи и добавили две сотни фунтов к годовому жалованью мистера Фэрчайлда.
– Вы не можете требовать от меня… – начал было Несфилд.
– Не беспокойтесь об этом, – вмешался отец Эмили. – Я не желаю больше иметь никаких дел с этим мерзавцем!
Джордан пожал плечами.
– Прекрасно. Это легко уладить. Мистер Фэрчайлд оставил ваш церковный приход из-за более чем щедрого предложения своего нового зятя.
– Никто не поверит в эти… эти ваши волшебные сказки, – слабым голосом пробормотал Несфилд.
– Вы правы, – ответил Джордан. – Но это не имеет значения. Все будут строить предположения, что же случилось на самом деле, и это послужит темой для разговоров на много недель вперед. Но поскольку тут замешано так много высоких персон, вряд ли осудят хоть кого-нибудь за участие в этом маскараде. Кроме того, это было затеяно с благими намерениями и закончилось хорошо – соединением двух пар влюбленных.
В голосе графа зазвучал сарказм:
– И поскольку все вели себя хорошо, несколькими мелкими уловками можно пренебречь. Моя жена и леди Данди будут выглядеть благородными защитницами молодых влюбленных, а вашу дочь станут прославлять за ее преданность любви. Конечно же, мы не станем упоминать, что ее молодой муж – адвокат. Мне жаль только, что вы выйдете из этой истории в образе святого.
Несфилд собрал последние остатки своей былой запальчивости:
– Если вы думаете, что я буду поддерживать эти ваши сказки просто ради того, чтобы не пострадала репутация мисс Фэрчайлд…
– Берегись, Рандолф! – предостерегала леди Данди. – Если твое имя начнут обливать грязью, это отразится и на мне тоже, а я не собираюсь служить мишенью для шуток на званых обедах.