И тут Атеа промолвил:
— Я должен жениться на Моане.
Обратный путь они проделали в молчании. Океан дремал; в природе наступил тот загадочный мирный час, когда неодушевленное, казалось, сливается с живым, а реальность соприкасается с миром снов.
Перед тем, как расстаться, девушка заметила:
— Я думала, ты просишь прощения.
— Арики ни перед кем не извиняются.
Она гордо вскинула голову.
— Ты говоришь, что белые люди не являются вашими правителями, а я скажу, что мне ты не вождь. Я знаю: согласно вашим обычаям, до чего бы ни дотронулся арики, то становится его собственностью. Однако я принадлежу только самой себе.
— Неправда, — промолвил он, и Эмили не нашла, что возразить.
Она возвращалась на Тахуата с тяжелым сердцем. Ажурные тени на призрачных контурах гор казались ей паутиной, в которой легко запутаться, солнце палило слишком сильно, а синева воды и неба резала глаза.
Дневник Рене буквально распух от записей, но сейчас Эмили казалось, что едва ли во Франции кого-то заинтересует книга о далекой Полинезии. Об этом бесполезно читать, это нужно увидеть.
Внезапно она подумала о том, что променяла бы всю свою библиотеку на поцелуй юноши, чьи губы напоминали цветок, а один-единственный взгляд был способен похитить все ее тайны.
С этим надо было что-то делать, и Эмили сказала отцу:
— Я видела у Атеа жемчужину, которая стоит целое состояние. Между тем они живут в хижинах, а одеваются в тапу и пальмовые листья.
— Богатство вождя составляют не жемчуг и золото, а мана и уважение членов племени, — отозвался Рене, и дочь в сердцах воскликнула:
— Смешно, что ты все время стремишься играть по их правилам! Неужели для тебя Атеа остался бы арики даже в Париже и ты продолжал бы кланяться ему?
— Дело в том, — спокойно ответил Рене, — что Атеа никогда не попадет в Париж. Их мир меняется очень медленно. Еще долгое время они будут жить по такому же распорядку, есть ту же еду и носить такую же одежду, что и сотни лет назад.
При встрече Моана заключила Эмили в объятия, чем та была немало смущена. Туземка с гордостью показала белой гостье украшения, которые смастерила за время ее отсутствия. Моана не могла дождаться того дня, когда раскрашенная белой и красной краской, убранная цветами и перьями она встретит жениха. Девушка с гордостью заявила, что в день свадьбы Атеа подарит ей жемчужное ожерелье невиданной красоты. Ей и в голову не приходило расспрашивать, чем занималась на Хива-Оа белая гостья, ибо в ее глазах Эмили ни в коем случае не могла быть человеком, достойным внимания вождя.
Время летело быстро, и вот уже воздух дрожал от барабанного боя и танцоры извивались гибкими телами, протягивая руки к небу, словно желая дотянуться до звезд. Отблески пламени играли на украшениях невесты и переливались в глубине ее темных глаз. Красота Моаны казалась столь избыточной, завораживающей, нереальной, что от нее невозможно было оторваться.
Всюду, куда ни кинь взгляд, виднелись россыпи желтых, красных и белых цветов, на циновках высились груды плодов. Стойкий аромат тропических растений перебивал даже запах соленой воды и благоухание кокосового масла.
На фоне предсвадебного великолепия Эмили ощущала себя маленькой и ничтожной. Ее ладони покрылись испариной, одежда стесняла и душила. Как и все, кто присутствовал на берегу, она беспрестанно вглядывалась в океанскую ширь. Вот-вот должна была появиться лодка Атеа. Эмили была готова на что угодно, лишь бы отдалить этот момент.
У горизонта вода густо синела, тогда как возле берега была темно-красной, словно вино. Если б она в самом деле была бы хмельным напитком, Эмили выпила бы полную чашу, дабы забыть об Атеа, о предстоящем празднике и о том, какие переживания ожидают ее потом.
Девушка думала, что судно вождя с Хива-Оа будет украшено цветами, но по воде скользила простая лодка. Сколько бы Эмили ни разглядывала стоящих и сидящих в ней людей, она не могла найти среди них Атеа. Что такое могло с ним случиться, что он не приехал на собственную свадьбу?! Он тяжело заболел или… погиб?!
Когда судно причалило берегу, из него вышел какой-то человек. Церемонно поклонившись Лоа, он принялся что-то объяснять, и почти каждая его фраза сопровождалась громким, изумленно испуганным вздохом толпы.
Едва посланник умолк, Лоа набросился на него, громко выкрикивая какие-то слова. Эмили обратила внимание на пустые глаза Моаны, только что поразительно живой и красивой, а теперь напоминавшей статую. Казалось, потускнели даже краски и поникли цветы, украшавшие тело девушки.