Из мраморных плит его стены собой украшают —
Ликуют, что дьявольских лап избежать удалось им,
И павших друзей чтут и светлого князя, что сгинул
В неравном бою, бесовскою стрелою сраженный.
Решают, что делать им с черной змеею — той ведьмой,
Что, вырвавшись в мир из сетей серафима,
Посланника Матери Высшей, Богини Отрадной,
Кровавый свой ход начала по земле освещенной,
Развратом, резней и пороком сей путь оскверняя.
Той ночью Бог Смерти, а ныне спаситель народный
Приходит в покои. Исполненный негой пьянящей
Там на постели в объятии нежном жены кротконравной
Ангел лежит, позабыв свой удел благородный.
К нему обратившись, почтения полный и пыла,
Бог Всемогущий напомнить герою пытался:
— Ты, о Анаким, праведный сын шестикрылый
Нашей Небесной Богини вечно-прекрасной,
Встань и исполни, что было решенным меж нами,
Прежде чем дух твой всесильный в холодное тело явился,
Мертвую плоть воскресив. На эти слова добрый вестник рассвета
Крепче лишь сжал одеяло в ладони дрожащей.
Голос, смутивший его в тени ночи прохладной,
Ветром кошмарным ему обратился. Он молвил:
— Сгинь, о исчадье! — И сел на накрытой постели.
Долго таращился в страхе он в голые стены,
Не принимая Бога Заката в обители теплой,
Смахнуть норовя напряженной тиши наважденье.
— Ханос, сын Рема, в чьем теле томится
Дух, неподвластный темной голодной стихии,
Слушай же, внемли словам моим честным,
То, что прошу… Но не слушал борец богоравный,
Уши рукою закрыв, что некогда меч правосудья
Держала, сражаясь бок о бок с великим героем,
Избранником Светлой Богини, ушедшим, увы, на покой
Достославным борцом Шунайманом,
А ныне сжимающей судрожно край одеяла,
В страхе уставившись в темные окна ночные.
Долго пытался его вразумить Бог Заката,
К заблудшей душе пожилого бойца обращенный.
Напрасно. Лишь больше смущался воин воскресший
Дара общенья с могучей вселенскою силой.
Сдался и тотчас к себе удалился Бог Смерти
В земные покои, где сотню последнюю лет лишь осталось
Ему наслаждаться безудержной плотскою жизнью.
========== куплет второй ==========
Дух Анакима перерождается в теле Юфалии, дочери Ханоса. Верховная Богиня Эйнхасад самолично пытается вернуть архангела, но, потерпев неудачу, удаляется в свои небесные сады.
________________________
Так годы прошли. В окружении дивнопрекрасных,
Оживших с весною садов, ароматом манящих,
На именины к Ханоса дочери славной, Юфалии юной,
Что от отца получила свой дар благодатный и чудный,
Странная гостья явилась. Ангела ж, вестника света,
Спит уж душа в недрах юного смертного тела.
Отца пережив, наслаждается дева младая,
Не зная ни горестей, ни злоключений жестоких,
Размеренной жизнью, о подвигах не помышляя.
В то время как темную тенью весь север укрыла
Лютая ведьма, на юге пиры как обычно проходят —
В них славные рыцари доблесть свою восхваляют
И силу, и юные девы сами бегут к ним в объятья.
К Юфалии кроткой, гербере раскрывшейся славной порою,
Являет свой лик Эйнхасад, добронравная Жизни Богиня,
Визитом своим озаряя мир смертных. В попытках
Чадо свое пробудить, шестикрылого сына,
Шлет она в сны к юной деве виденья благие,
Где, словно прелестная нимфа в одеждах из нежного шелка,
Танцует в садах она райских, покровом небес окруженных,
И ангелы песни поют ей, за ровню, сестру принимая.
Так ночи за ночью проходят в прекрасных мотивах.
Но дева смеется ночным лишь своим приключеньям,
Подлинно имя свое, тихим шелестом в кроне деревьев
Тихо звучащее, вспомнить не в силах. Богиня же
Жизни и Света, в мир снизошедшая неблагочинный
Лучами рассвета, узрев сей провал, отвращает от мира
Свой лик просветленный, а ныне тоскою объятый,
К себе удалившись в небесные солнца покои —
Там не тревожат ее уж несчастия мира,
Где тьма поглотить все былое отныне грозится.
— О сребровласая Эва, верная дочь моя, водной стихии хозяйка,
Ум поддержавшая мой неразумный и темный!
Скажи, неужели напрасны все наши труды и старанья
И тщетно плодов я желаю из почвы пустынной?
Неужто все кончено и с обреченностью в сердце
Должен отныне я жить, удрученный печалью? —
Так вопрошал седоокий Гран Каин, отец мирозданья.
Но не дождавшись божественной девы ответа,
Бог Разрушений в покои свои удалился,
Чтобы последние годы насытиться вдоволь
Временем, что быстротечным песком ускользает сквозь пальцы,
Когда его тратишь на праздное жизни веселье.
========== куплет третий ==========
Гран Каин узнает, что душа Анакима крепко дремлет в теле воина Регора, сына Юфалии. В то же время воплощенная в теле человеческой колдуньи Богиня Тьмы начинает свой кровавый ход, пробуждая своих демонических слуг, запечатанных во тьме подземелий.
________________________
Прошло двадцать лет. Вновь послал за прекрасной владычицей моря
Гран Кайн, Темный Бог и скорбящего мира защитник.
— О славный отец, властелин и спаситель народов,
Что в мире угрюмом живут, пропадающем в бездне.
Добрых вестей принести я, увы, не сумела.
Регор, Юфалии сын, свою мать умертвивший, на свет появляясь,
От ней унаследовав дар свой чудесный, по славным
Стопам своего прародителя-деда, великого Хана
(В чьем теле впервые явился Анаким, мой брат светлоокий,
архангел небесный от Матери Света рожденный)
Пошел, защищая сей мир от напасти жестокой.
Не первый десяток он верно пути охраняет — подходы
К Гирану, могучей столице отрадного рода людского,
О сути своей разумением не овладевший.
Мать ты пошли — быть может, во снах окрыленный,
Вспомнит он сущность свою, позабытую в битве, —
Так светлоокая дева, Богиня Морская, отцу говорила,
Но встретила в речи ответной лишь ноты сомненья.
— Светлая мать твоя, горестной жизни богиня,
Что даром своим принесла лишь несчастия миру,
Уж не желает растрачивать силы святые
На дело, что кажется ей безуспешною мукой.
О сыне скорбя, позабыла про жизнь в бренном мире
И более сил своих тратить на тлен не желает.
Устав, от проклятий опомнилась в райских покоях,
И грустью сменила отчаянье, и не дает уж
Завлечь ее в мир суетной обещаньем напрасным. —
Так молвил Властитель Земли, Темный Бог Мирозданья,
И вновь тридцать лет не желал обращать свой напрасно
Он взор на бесчинства, что мир поглотили неукротимым,
Как волны, сметающим все на пути смертоносным потоком.
— О славный отец, властелин и защитник вселенной
И мира угрюмого, где прибываешь поныне, —
Спустя тридцать лет появилась пред взором суровым
Гран Кайна и так обращалась к нему своим ласковым словом
Прекрасная Эва, Богиня и Матерь всех вод: