Услышав это предложение, красавец-охотник невольно вздрогнул (что не укрылось от взгляда вампира) — оно застало мужчину врасплох. Этого он не ожидал. И Гэбриэл, естественно, гораздо охотнее уклонился бы от проведения этого дружественного обряда: его сердце и так не слишком ровно билось, а при этом предложении и брошенном взгляде на обворожительно улыбающегося черноволосого красавца, пропустив лишний удар, опять заставило пульс застучать назойливым молоточком, в то время как температура тела явно повысилась и волны вновь вспыхнувшего жара стали гнать горячую кровь в пах, разжигая между бёдер пламя. Чёртов вампир! Не хватало ещё только этого провокационно близкого ритуала! Он и так едва вытерпел!
Но никакого благовидного предлога, чтобы отказаться, неожиданно угодивший в ловушку мужчина придумать не смог. Делать было нечего.
Несмотря на то, что Владислав выпил больше друга, он был совершенно трезв, чего нельзя было сказать о Гэбриэле — он порядком захмелел от возлияний, но, поднявшись, твёрдой походкой обогнул стол, стараясь думать о посторонних вещах и делая титанические усилия, чтобы «не видеть» и не реагировать на чертовски сексуального вампира.
Руки мужчин, в которых были стаканы, скрестились в локтях. Они оказались как никогда близко друг к другу. И Гэбриэл вдохнул резкий запах дорогого парфюма графа. Сладко-одуряющего, захватывающего дух и берущего в плен — под стать самому вампиру. Дыхание охотника участилось.
— За новый союз, — произнёс Дракула. По правилам надо было смотреть друг другу в глаза, и взгляд прекрасных, сияющих небесным светом глаз Гэбриэла погрузился в тёмные омуты колдовских очей Влада, заключённые меж опахалами длинных и густых, поблёскивающих чёрных ресниц, завораживающий мрак которых был подёрнут поволокой томности, подспудно полыхающей пламенем. По коже охотника пробежала волна мурашек. Ещё одна. Ещё… Он покраснел, пушистые ресницы его чудных глаз на миг дрогнули, прикрывая веки, пытаясь скрыть заплескавшееся в них чувственное томление… Блестящие глаза вампира сузились в его фирменном торжествующем прищуре, уголки тонких губ приподнялись в удовлетворённой ухмылке.
— За Орден Дракона, — дрогнувшим голосом подтвердил охотник и пригубил алкоголь, торопясь поскорее завершить обряд.
Они выпили по паре глотков и расцепили руки — что охотник сделал с огромным облегчением. Когда это произошло, Владислав на миг отстранился — а затем поцеловал не ожидавшего этого друга в губы. Ван Хельсинг ничего не смог поделать с предательской реакцией своего тела, ответившей новым сильнейшим взрывом возбуждения. Он весь затрепетал. Бокал охотника выскользнул из его руки и со звоном разбился об каменный пол. Остатки абсента забрызгали обувь мужчин.
— Ритуальный поцелуй, — усмехнулся Влад, а затем, пленительно улыбаясь, прокомментировал блестящие на полу осколки: — Как ты неловок сегодня, Гэбриэл! Но это на счастье! — подмигнул одновременно заведённому и растерянному, зардевшемуся гостю хозяин и принялся допивать напиток. Но, сделав несколько глотков, вампир оторвал губы от бокала и, блистая идеальным жемчугом белоснежных зубов, сощурив искрящиеся бесовским весельем глаза, — так что его ресницы, коснувшись друг друга, сомкнулись в один ряд, образовав почти непроницаемую бархатную бахрому, — лукаво приподняв соболиные брови, ехидно осведомился, показывая визави, что то, что с ним творится, для него вполне очевидно: — Что, никак не можешь справиться с волнением плоти, Гэбриэл?.. Так сильно хочешь меня?..
***
Когда губ захмелевшего Ван Хельсинга, охваченного предательским волнением крови, коснулись губы вампира и он ощутил их нежность, в его разуме мгновенно всё смешалось. Мужчина уже не ведал, что творил. Прошлое потеснило настоящее, и он забыл, в каком времени находится, кем является и какое обещание себе дал, только что торжествуя победу и радуясь, что ему удалось разочаровать графа в его неприкрытых порочных намерениях. Дракула был прав в своей характеристике друга в сексуальном отношении: охотник был горяч и не смог справиться с охватившим его диким желанием.
Гэбриэл резко выхватил бокал из руки Владислава и швырнул его в стену. Стакан разлетелся с шумом и брызгами, как и его предшественник. И пока Влад отходил от удивления, что ему было не свойственно, Гэбриэл, зверем прорычав «Да!», просто накинулся на него и, схватив вампира в свои крепкие объятия, скользнул рукой под его забранные в стильный хвост густые и длинные волосы и обхватил ладонью его затылок, а затем рывком притянул лицо графа к своему и властно и брутально взял своими губами его губы, присосавшись к сладким устам черноволосого красавца. Ах, чёрт! Уммм… Какие же мягкие и нежные!.. Просто атлас! А какие сладкие!.. Какое свежее и ароматное дыхание!.. Мужчина совсем забыл, что посетил Влада совсем не для того, чтобы ласкаться с ним.
Ван Хельсинг не удержал сладостный стон от молнией пронзившего всё его естество жгучего наслаждения. Дыхание его пресеклось от восторга…
Мир завертелся перед глазами графа, дух перехватило, когда он спустя долгие столетия вновь почувствовал жар нежных губ красавца-архангела на своих устах. Дракула ощутил сладкий трепет в груди, будто его мёртвое сердце вновь собиралось забиться!
Гэбриэл, утопая в сладости ощущений, похотливо постанывая, принялся сосать пьянящие лепестки, а затем язык мужчины резко вклинился между приоткрытых губ друга, раздвигая их шире, требуя немедленного доступа внутрь грота наслаждения. Как же отличался этот жаркий поцелуй охотника от «невинного» ритуального поцелуя вампира.
Учащённо дышащий Владислав принял столь пылкое дружеское лобзание с ожидаемым энтузиазмом, охотно ответив на страстный поцелуй (ещё бы!) и без промедления впуская горячий, нетерпеливый и дерзкий язык Ван Хельсинга, — в то же мгновение почти грубо и глубоко ворвавшийся в его рот, — внутрь, где его уже давно ждал не менее напористый, раскованный и ненасытный партнёр, достойно встретивший «противника».
В тот момент, когда язык Гэбриэла погрузился в сочный и ароматный рот красавца-вампира, окутавший его влажным, свежим атласом, от яркости и силы ощущений, с головой захлестнувших охотника и опьянивших его сильнее абсента, он, томно застонав, покачнулся и, чтобы удержать позицию, ухватился за друга, в то же время ещё глубже впиваясь в его рот, тогда как Влад сам поддержал своего неустойчивого любовника, сильнее прижав его к себе.
Их тела сплелись, а губы и языки начали упоительную битву за доминирование, в которой никто не желал уступать. Истосковавшиеся любовники, заключив друг друга в крепкие и пылкие объятия, задыхаясь от страсти, начали просто-таки разорять рты друг друга, смакуя, вдыхая аромат и упиваясь вкусом, нежностью и гладкостью, не в силах удерживаться от то и дело вырывавшихся у них стонов наслаждения в процессе этого умопомрачительного занятия.
Спальню затопили громкие звуки их безумных, ненасытных лобзаний и похотливых стенаний. У обоих шла кругом голова от испытываемого ими дурманящего разум удовольствия.
Ничто на свете не могло сравниться для Влада с прелестью пылающего, влажного бархата сладкого рта его прекрасного архангела, его опаляющих жаром, нежных губ, жадно сосущих его губы, и ощущения горячего гибкого языка Гэбриэла, алчно проникающего ему в рот и страстно лижущего его, не оставляя не затронутым ни один уголок, пылко ласкающего его язык, сплетаясь с ним в страстных объятиях…
Охваченный пламенем возбуждения, дрожа от упоения, Ван Хельсинг утопал в не меньшем наслаждении, чем его партнёр, в процессе сладостной баталии неутомимо исследуя рот Дракулы, упиваясь его гладким атласом, скользя по нему ненасытным языком, вылизывая внутреннюю поверхность щёк друга, чувствуя при этом, как нежно ласкают пылающую кожу его лица выбивающиеся из причёски Владислава непокорные прохладные пряди его прекрасных волос.
Наконец, Гэбриэлу удалось захватить преимущество и победить в сражении: он, в честном бою завладев языком графа, взял его в сладчайший плен и принялся сосать свою упоительную атласную добычу, млея и постанывая, наслаждаясь вкусом и ароматом дыхания вампира. А Владиславу не оставалось ничего другого как отдаться желанию мужчины и, держась за его широкие плечи, прикрыв веками с густыми, бархатистыми ресницами глаза, просто получать удовольствие, мешая свои стоны со сладостными стонами охотника.