Что произошло дальше, Влад точно не знал, однако сама судьба подсказала ему выйти из шатра и поискать своего товарища. Прошёл час с того момента, как Гэбриэл покинул палатку, и Владислав ожидал застать его у одного из костров изрядно подвыпившим. Однако ни в одной компании друга не оказалось и, более того, никто из солдат не видел его. В сердце Влада закралось беспокойство: значит, Гэбриэл мог быть только с наёмниками, набранными из разбойников, которым не разрешалось общаться с воинами Святого Ордена. Вот только по своей ли воле?
Найти ублюдков было не сложно — их палатки стояли в отдалении от основного лагеря. И действительно, стоило Владиславу приблизиться, как до него донёсся сдавленный крик о помощи. Не раздумывая, молодой Валериус сорвал саблю со своего пояса и ринулся в лагерь наёмников. То, что он там увидел, заставило юношу скривиться от гнева и отвращения: Гэбриэл в разорванной рубашке и с приспущенными брюками лежал на земле лицом вниз. В траву его вдавливали три пары сильных рук. Голова была повёрнута вбок, чтобы рыцарь не задохнулся, но во рту торчал кляп, дабы никто не услышал призывов о помощи. Четвёртый оборванец, абсолютно пьяный, стоял на коленях над обездвиженным телом и возился с поясом на своих брюках. Остальные разбойники сидели по палаткам или стояли между ними и не вмешивались. Умысел всего происходящего был донельзя понятен — вдали от деревень женщин не было, и свежий красавец Гэбриэл подходил на эту роль лучше других.
Как ураган ворвавшийся в лагерь наёмников принц расстроил намерение насильников, повергнув их в трепет. Четвёрка, несмотря на своё нетрезвое состояние, быстро вскочила на ноги, подобрала сползающие штаны и бросилась прятаться за спинами соратников, при этом не переставая неистово молить о пощаде. Владиславу было противно марать о них свой меч и свои руки, а посему он молча протянул руку Гэбриэлу и помог подняться. Тот быстро поправил свои брюки, стараясь не смотреть в лицо Влада.
— Вы поплатитесь за это! — крикнул Гэбриэл несостоявшимся насильникам, что дрожали за спинами своих товарищей.
— И поплатятся немедленно! — подтвердил Владислав, приказав появившимся в этот момент рыцарям, ответственным за сопровождение и охрану принца, взять незадачливых насильников и дать им по сто ударов кнутом — что было равносильно смертному приговору, — а наблюдавшим — по тридцать. Не обращая никакого внимания на все их мольбы о пощаде, приговорённых тут же увели.
Молодой Валериус оставался так же бесстрастен. Накинув на плечи юноши свой плащ, Влад убрал меч в ножны и проводил его в свой шатёр. За весь путь они не обмолвились ни словом, и лишь оказавшись в своём походном покое, Владислав дал волю эмоциям.
— Как это могло произойти?! — выкрикнул он, смотря прямо в прекрасные светло-карие глаза своего друга. — Что бы было, если бы я не успел?!
— Они напоили меня, — начал оправдываться юноша, не отводя взгляда от тёмных глаз княжеского сына. Таких любимых! — Я и опомниться не успел, как меня уже волокли в их вонючую обитель.
— Глупец, — с грустью в голосе произнёс Владислав, сдёрнув с плеч друга свой плащ. — Ложись и спи, утром поговорим.
Гэбриэл послушно стянул с себя сапоги, кинув их в угол шатра, затем дорвал остатки рубашки и лёг на широкую кровать, спиной к Владиславу. Княжеский сын лишь покачал головой — его друг был всего лишь на три года младше, а вёл себя, как неразумный ребёнок. Влад задул свечи и разделся в темноте. Оставшись в одних лишь брюках, Владислав осторожно сложил свою одежду рядом с лежанкой и поставил сапоги под стол. В темноте он видел почти так же хорошо, как и при свете дня.
Влад подошёл к кровати и прилёг рядом с сопящим другом. Между ним и Гэбриэлом оставалось ещё много места. Принц устало прикрыл глаза и попытался заснуть. Гэбриэл же лишь притворялся, что спит. Будучи в том возбуждённом состоянии, в котором он находился, сна у него не было ни в одном глазу: лёжа в одной кровати с любимым, Гэбриэл был не в силах подавить в себе одолевающее его желание, распалённое случившимся донельзя. После произошедшего он уже попросту был не в силах и дальше сдерживать себя и решил, поставив на карту всё, рискнуть и сделать отчаянную попытку совратить своего «святого» черноволосого красавца-спасителя и получить наконец то, чего он так давно и безнадёжно вожделел. Гэбриэл больше не мог терпеть! Будь что будет!
Ни сном ни духом не подозревая о том, что творится с лучшим другом, Владислав задремал — но ненадолго: прошло не больше часа, а друг уже тряс его за плечо.
— Влад, — шептал Гэбриэл в самое ухо Валериуса младшего. — Проснись.
— Тебе всё неймётся? — недовольно спросил Владислав, нехотя просыпаясь.
— Я хочу тебя отблагодарить, — прошептал юноша, смотря прямо в сонное лицо возлюбленного друга, хотя темнота стирала знакомые черты.
— И каким же образом? — хитро улыбнулся Влад, явно заинтересованный таким поворотом событий: ранее Гэбриэл почти не благодарил. Никого и никогда.
— Возьми меня, — дрожащим голосом выдавил из себя Гэбриэл два заветных слова, и его щёки густо покраснели, что было заметно даже в полумраке.
— Куда я должен тебя взять? — переспросил Владислав, спросонья не вполне осознавая суть разговора.
— Не «куда», а «где», — настойчиво уточнил юноша, кладя руку на обнажённую грудь Влада.
— Да ты с ума сошёл, друг мой? — рассмеялся молодой Валериус, отстраняясь от него, и даже не возмутившись, полагая, что друг просто пьян и сам не понимает, что творит и говорит. Он не хотел признавать, что от этого нежного прикосновения юного красавца-«ангела» по всему его телу волной пробежала приятная дрожь. — Эти оборванцы чуть не изнасиловали тебя, а теперь ты хочешь, чтобы я довершил дело за них? Я — слуга Господень…
Принц запнулся, осознав, что невольно вывел себя в содомской роли… Влад ужасно смутился, не понимая, как это могло случиться и как нечистый мог его попутать сболтнуть такое, всё ещё противясь сознанию того, что причина кроется в том, что он далеко не равнодушен к ангельской красоте юного рыцаря и питает к нему не только чисто дружеские чувства…
— Да не кричи ты так, нас могут услышать, — сказал Гэбриэл, вновь придвигаясь к Владиславу. Он был чрезвычайно ободрён тем, что черноволосый красавец лишь пожурил его, а не разгневался и не отвергнул его греховное предложение с негодованием и презрением, и в особенности тем, что в отказе Влада разделить с ним ложе любви не было и намёка на отвращение, — чего Гэбриэл страшился больше всего, — а единственным основанием для отклонения его поползновений принц привёл свою веру, не погнушавшись представить себя в роли его несостоявшихся насильников! Гэбриэл весь затрепетал от охватившей его надежды добиться своего… И теперь княжеский сын чувствовал дыхание друга на своей щеке, а его руки несмело обвили тонкую талию Влада. — Я не так пьян, если ты подумал об этом, и вполне соображаю, что предлагаю. И если ты слуга Божий, Всевышний простит тебе один маленький грех. — Принц услышал, как взволнованный юноша, перед тем как продолжить, сделал глубокий судорожный вдох, набрав в лёгкие воздуха.— Ведь я люблю тебя, Влад… давно и безнадёжно люблю… И не могу больше терпеть и скрывать это. Ты прекрасен!.. Я влюбился в тебя, как только увидел… я околдован тобой… Ты не представляешь, как я грезил о том, чтобы заняться с тобой любовью… Как я хочу тебя… Я просто сгораю от желания к тебе, любовь моя… «Имя твоё — как разлитое миро…» — срывающимся голосом процитировал Гэбриэл строку из библейской «Песни Песней» Соломона. — «Лобзай же меня лобзанием уст твоих, ибо ласки твои лучше вина…» — наконец заключил юный красавец своё пылкое признание в любви немного перефразированными словами из этого же текста Ветхого Завета, жарко прошептав их на ухо любимого, на мгновение нежно прижавшись щекой к его щеке, охваченный дрожью волнения и возбуждения.