Представьте себе ребенка (еще лучше — себя ребенком), которого в весьма юном возрасте усаживают за парту с таким изрядным напутствием: «Сейчас ты начнешь осваивать технику, перекрывающую всю мудрость мира, старую и новую. Ты начнешь с самого начала и, если постараешься, можешь дойти до самого конца. Мало того, ты станешь соучастником, соавтором всей этой мудрости, станешь стороной в ведущихся в ее стенах спорах, внесешь в нее свою лепту и даже сумеешь, опять же, если постараешься, повлиять на нескончаемый ход ее развития. Ибо это не застывшая, а подвижная, динамичная мудрость, изменчивая, как мир, с которым она сосуществует и который она описывает. И это еще не все. Эта мудрость, еще вернее, эта техника, древнее мира и сильнее его, она влияет на его становление и, в конечном счете, его определяет, хотя это не всегда видно. Мир существует исключительно ради нее и кружится вокруг нее, как муха вокруг лампы (Земля в рамках этого учения не вращается вокруг Солнца, так что напрашивающееся сравнение недопустимо)».
Наутро ребенку предстоит столкнуться с совершенно непонятным текстом, который, безотносительно к языковым обстоятельствам, не может быть внятно прочитан — только проинтерпретирован. Содержание у него странное и бестолковое (какую часть мяса впитывают стенки сосуда, в котором его варили), а вот форма… Ребенку никогда не дают готовый ответ на поставленный вопрос, пусть даже с доказательством, как на уроке математики. Вместо этого он встревает, в буквальном смысле как равный, в разногласия древних мудрецов, пытавшихся найти ответ на этот самый вопрос, поочередно берет ту или иную сторону, пока в итоге не определяет свою лояльность — уже не талмудистам, а одному из средневековых или даже более поздних ученых, продолжавших терзать старинную тему с разных боков. Периодически выясняется, что вместо поднятого должен обсуждаться совсем другой вопрос; иногда следует принять, что тело мыши состоит из земли или что дважды два — пять, но это, оказывается, не так уж и страшно. В течение многих лет (Кафка прекрасно, хотя и чересчур пугливо описывал это в своих рассказах) он пробирается по бесконечным талмудическим лабиринтам, пока не оказывается, что в их нескончаемости есть огромное преимущество: оно позволяет каждому лояльному талмудисту выстроить свой собственный талмудический мир, сочинить новый бессмертный трактат, устраняющий некоторые старинные трудности и парадоксы и порождающий массу новых. На этой стадии выясняется, что ему подвластно все на свете; самое меньшее, он обретает право отвечать на любые предметные вопросы, разрешать любые споры, судить, награждать и наказывать, определять истинный смысл новых явлений (например, невесомости, искусственного оплодотворения или бозона Хиггса) и, что еще интереснее, лишать их всякого смысла. Я лично знаком с вызывающим всеобщее преклонение бородатым мудрецом, расходящимся во мнениях о длине дозволенных еврею бакенбард со всеми классиками последних полутора тысяч лет. Воистину великий и счастливый человек — вдобавок все еще на свободе! Ну, а другой общепризнанный авторитет вслух полагает, что некоторые сексуальные запреты могут быть смягчены в духе постановлений пятисотлетней давности, когда об изобретенных в последние три столетия строгостях еще и не слышали. Все установления этих господ обязывают небесную канцелярию, так что они озарены настоящим божественным светом.
Знакомо, не правда ли? Многоуровневый аутотренинг, делающий человека непобедимым — во всяком случае, в собственных глазах, — сегодня этим никого не удивишь. Даже на любительском уровне такого рода ощущения без труда порождаются ролевыми упражнениями и просто компьютерными играми, но где было все это в V веке н. э.? Только в Вавилонии.
Попробуйте отвлечь от столь увлекательных игр народ, игравший в них полтора тысячелетия! Думаю, лучше не пробовать, но оптимист Ядан считает иначе.
Александр Этерман
1 НЕЕВРЕЙ, ИЗУЧАЮЩИЙ ТОРУ, ПОДЛЕЖИТ КАЗНИ
Еврейские мудрецы объявили неевреев, изучающих Тору, преступниками, подлежащими смертной казни.
Рабби Йоханан сказал: «Нееврей, изучающий Тору, подлежит смерти, как сказано [в самой Торе]: «Тору завещал нам Моисей, наследие общины Яакова» (Второзаконие 33,4)». То есть: завещал нам, евреям, но не им, гоям.
Мудрецы Талмуда спросили: если неевреям действительно запрещено изучать Тору, отчего этот запрет не вошел в число [семи] заповедей, которые обязаны исполнять потомки Ноя (то есть неевреи)?