— Ну, рассказывай!
Саргун поморщился, но начал свой рассказ. И вставал перед ним на всем протяжении беседы не образ Э-Ви, а вид разоренного Таша.
Он гадал, как повернуть мысли своего народа к будущему, и не мог найти ответа. Об этом думал он на протяжении следующих двух недель, которые провел в Праме. Ходя по пыльным базарам, привычно осведомляясь о ценах и бессистемно торгуясь, чтобы убить время, Ба Саргун не мог отделаться от неприятного предчувствия, сродни интуиции охотника. На лицах своих сородичей он видел печать близкого несчастья и беды.
Они не понимали. Они не хотели понять! Каждого второго воина и торговца он расспрашивал об армиях с запада, и все «что-то такое слышали». Но никто не думал о том, зачем пришли эти армии на восточные земли. Коротка память у Афсар, но не настолько же.
Злясь на свой народ и на себя, осуждавшего его, Саргун решил вернуться домой на неделю позже. Он хотел попробовать переубедить хотя бы часть воинов, отправить кого-то в разведку, когда обстоятельства поторопили его: он заболел.
***
Вернувшись из Старого Прама в следующий раз, Саргун настолько изменился, что Эвента не сразу узнала хозяина. Он почернел и похудел, шаги его были шаткими, а голос прерывался. Бабушка Гун, распознав признаки жара и болезни, не тратя времени, ринулась за помощью, и меньше чем через час приволокла в дом Ба врача — не афса, а самого настоящего северянина. Ба Саргун уже лег на свою кушетку — всё так же молча — и закрыл лицо локтем от света.
Лекарю пришлось довольствоваться исключительно внешним осмотром и даже пульс проверить через ткань платка.
— Нет, не малярия, — пожал плечами лекарь, — лихорадка Синегорья, скорее всего.
У бабули Гун вырвался облегченный вздох.
— Это все дожди, — задумчиво добавил врач, поднимая глаза к небу, — от них простуда, и болезненные миазмы находят слабое место.
Дождями здесь в сезон объясняли все на свете.
— У моего внука нет слабых мест, — поджала губы старуха. Врач с умным видом кивнул.
— Пусть он не проходит мимо гниющих помойных ям, отстранится от работ, в которых потеют. И, змеиное масло на пятки весьма помогает в таких случаях.
С этим напутствием лекарь удалился.
Конечно, старуха не удовлетворилась столь прозаическим объяснением, как синегорская лихорадка. Ей нужен был настоящий враг, с которым она могла сразиться. Все-таки старушка происходила также из воинского племени.
Поэтому на следующий же день во дворе дома появилось два шамана племени Мро и одна ведьма чуть моложе бабушки, увешанная таинственными амулетами и снадобьями, грязная, кудлатая и со всех сторон подозрительная. Завидев ее, собаки поджимали хвосты и уползали прочь с дороги. И, пока шаманы зазывали добрых духов и отгоняли злых у дворового алтаря, ведьма обошла весь небольшой домик, издали глянула на больного и сообщила, что на молодом хозяине страшная порча, ведущая к слепоте, бесплодию, нищете и вечному изгнанию и позору — тут накал страстей достиг нужного уровня, и бабуля заахала и заохала — но, конечно, за умеренную плату ведьма согласилась поведать, как победить бесплотного врага. И даже решила поучаствовать.
Все это происходило без Эвенты. Она сидела возле хозяина и выполняла предписания лекаря.
Ослабший от мучительной, хотя и не угрожающей жизни лихорадки, Саргун противился лечению, считая его признаком изнеженности. Однако здесь союзником Э-Ви стала бабушка, а с бабушкой тягаться воин не мог. Ему оставалось терпеть все: примочки на уши, змеиное масло на пятки, окуривание полынью и противные лекарственные настойки. Утешало лишь то, что много чаще бабушка затевала готовить его любимый орсак — это национальное блюдо пользовалось популярностью у Афсар. Преодолевая тошноту, готовила его и Эвента под строгим надзором старухи Гун, а рецепт, преимущественно состоящий из бараньего жира, чеснока, лука и проса, внушал ей крайние опасения.
За три дня, пока лихорадка не начала отступать, Ба Саргун едва ли произнес и десяток слов. Он был мрачен и зол, а домашние старалась не раздражать его болтовней. А за болтовню Саргун считал почти все на свете, о чем можно было бы промолчать без риска для жизни.
Иногда Эвента пыталась вспомнить, каким она видела афса в первый раз, но понимала, что едва ли может воскресить в памяти его тогдашний образ. Внешне он не изменился. Говорить больше не стал. Но теперь она понимала, что его молчание — это всего лишь арут, и беседует афс с миром не словами, а поступками.
Среди подобных поступков были его вечные попытки заработать, снисходительное выслушивание мелочных забот неугомонных соседей, которые никогда не были ему друзьями. Это Э-Ви тоже поняла, как и то, что семья Ба, отличавшаяся от остальных населяющих Тарпу Афсар, прежде жила очень далеко от плоскостных племен и считала ниже своего достоинства контактировать с ними на равных.
Но кастовое общество Афсар, так твердо хранившее свой арут, к секретам отдельных представителей относилось легкомысленно, и со временем из сплетен соседок сулка выяснила предысторию появления Ба Саргуна на окраине Тарпы.
Это была удивительная история. История, которой могло найтись место в хрониках белого города, в летописях или сагах. Никак не на песках Пустошей, где ее развеет ветер и унесет в безвременье.
Клан Ба был истреблен в битве за Таш. Той самой битве, что освободила земли Таворы и заманила многих искателей лучшей жизни со всех краев Поднебесья. В том числе и ее собственную семью. Раньше об этом Эвента не задумывалась. Подобно большинству представителей своего племени, она привыкла считать земли Поднебесья собственностью, лишь волей злого случая занятой кем-то иным.
Видимо, штурмовые войска самхитов тоже считали так, напав на Таш и разграбив его в одном из дальних походов. Разграбив, спалив оливковые рощи и финиковые сады и обесчестив всех молодых девушек Афсар. Эвента могла лишь вздохнуть. Нравы армий Черноземья были ей хорошо известны. В Загорье дела обстояли не так печально, но и там уже наблюдалось некоторое моральное разложение среди элитных войск.
Денег на них никогда не хватало, налоги росли; пришлые теснили коренных, те снимались с места и все дальше уходили на окраины. Тавора тоже когда-то принадлежала афсам. Собеседники говорили об этом легко. Казалось, они сами себе не отдают отчета в том, что за враг пришел на их землю, и чем им это грозит.
— Тавора, Таш, Тарпа… — перечисляла Эвента, и госпожа Ду кивала.
— «Та» — значит, «земля». Тавору мы оставили лет двадцать тому назад. Кто-то нас прогнал, наверное…
Эвенте было хорошо известно, кто: ее же дальняя родня, бежавшая от честолюбия загорных владык и их повышенных налогов.
— И вы все сражались за свои земли? — спросила Э-Ви у соседки Ду. Та лишь встряхнула косичками — зазвенели вплетенные бубенцы.
— Таш — земли Синегорья, земли воинов. Воины должны сражаться. Они и сражались.
— А если воины… умрут? А если на земле их нет? Вы не защититесь?
Очевидно, подобное никогда не приходило Афсар на ум. Эвента могла лишь удивляться наивности этого странного народа. С одной стороны, они готовы были умереть за свои представления о чести и за свой образ жизни. С другой — что происходит у ближайших соседей их ни в малой степени не интересовало.
На что надеялись торговцы Тарпы, и вовсе было неясно. Эвента прекрасно представляла, что случилось бы в современной Таворе, если бы в нескольких дневных переходах разместилась враждебная армия. Все снялись бы с места и бежали, по пути засыпав колодцы и спалив дотла все, чем могла разжиться армия. Кто-то непременно примкнул бы к врагам. Другие отыскивали бы перебежчиков и распинали вдоль дорог…, но никто не ждал бы равнодушно исхода событий!