— У них? Ты сам сказал, у них нет арут. Нет арут и нет чести. Ты слишком долго жил среди торговцев и рабов, Ба Саргун. Мы услышали тебя. Мы надеемся, что ты переменишь свое мнение, но не сомневаемся, что и в противном случае увидим тебя в наших рядах.
Все было кончено. Они пойдут на смерть — и погибнут.
Ба Саргун не хотел идти домой. Он не мог идти туда. Увидев свет в маленьких окошках дома, он сел на землю, положил копье и молча смотрел на горы, рассуждая, что же хуже: то, что он изменился сам и стал чужаком в своем народе, или то, что его народ упорно не желал меняться и потому был обречен.
В глубине души он рад был бы оставаться прежним Ба Саргуном. Оставаться чистым от сомнений нищим воином, не пытавшимся понять и осознать причины событий в огромном мире и свое место в нем. Он не стал торговцем и по-прежнему довольствовался малым, но только не в знаниях.
Чем больше он узнавал о мире, в котором жил, тем больше жаждал узнать и тем больше понимал, что на самом деле не знает ровным счётом ничего.
Он никому не позволил бы смеяться и издеваться над понятием арута, но границы запретного уже рассыпались в прах. В них было слишком тесно для того мира, который он хотел увидеть собственными глазами. В них не было места книгам, разговорам о чем угодно, путешествиям в дальние края и…
В них не было места для Э-Ви.
А если просто оставить все, как есть? Если просто ждать? Пусть приходят захватчики, убивают сопротивляющихся и берут в плен остальных… А он пересидит тяжелые времена в пещерах Синегорья и заживет по-прежнему.
А если бежать? Не от кого-то, но к чему-то; взять бабушку, Э-Ви и отправиться в путь на запад или, быть может, на север, и там начать новую жизнь. Не дожидаться бесславной кончины Афсар и горьких сожалений о погибших. Отринуть прошлое — как это сделала его рабыня.
Ба Саргун злобно хлопнул рукой по копью. Вот это мысли! Достойно ли даже перед собой признаваться в них? Бежать — это позор. Достаточно ему позора.
Но слишком хорошо, к сожалению, он помнил Таш и то, что стало с городом после налета захватчиков. Они не жгли все подряд, не убивали тех, кто не поднимал меча… До полуночи, пока отчаявшиеся и обезумевшие от грабежа и насилия жители не попытались предпринять попытку отпора, жалкого, безоружного и оттого безнадежного.
Ба Саргун помнил равнодушные лица завоевателей, пересчитывающих прибыль и то, как они смотрели сквозь огонь — где горели живьем их жертвы. Слишком хорошо помнил он и их попытки взять в плен как можно больше рабов. Помнил крики обесчещенных женщин — Таш был богат юными красавицами, а армия захватчиков — небрезгливыми мужчинами. Сколько погибло из Афсар тогда? Тысяча? Две? Три?
Если нечто подобное ждет Таш, Тарпу и Прам, он не хотел слышать крики Э-Ви из огня или из-под толпы гогочущих насильников какого угодно племени.
***
Ба Саргун задерживался уже на две недели. Тем временем, Таш лихорадило. Ограбления участились, чужаки приходили вместе с ночью — и так же бесследно исчезали по утрам. Не рискуя больше приближаться к домам Афсар, они ограничивались воровством в их стадах.
Афсар же, которых Эвента всю жизнь считала воинственным народом, реагировали на грабежи отрешенно, каждый раз заново удивляясь произошедшему. Даже семейство Муи, хитрые и прозорливые, сами перед собой делали вид, что чужаки исчезнут так же быстро, как появились, а угон нескольких отар овец — мелкое базарное воровство.
Цены на зерно из-за блокады южных ущелий росли. Э-Ви сбивалась с ног, обходя соседские дворы и пытаясь заработать. Деньги стремительно обесценивались, уже маячил призрак приближающегося голода. Бабуля Гун проводила свободное время в изготовлении съестных припасов из чего угодно — включая маринованную саранчу. Взывая к духам, она не переставала надеяться на удачный исход.
— Бабушка, а что мы будем делать, если хозяин Ба не вернется? — спрашивала Э-Ви у старухи афсийки.
— Вернется. Он всегда возвращается.
— Но если нет? Нам придется бросить все и бежать.
— Только повтори! — и старуха замахивалась на рабыню, всем видом показывая, что сомнения в своем внуке приравнивает к преступлению.
Постепенно паника докатилась и до Таша. Одна за другой по дороге через ущелье дальше на восток потянулись арбы с переселенцами. Поднятая копытами ослов пыль не успевала осесть перед следующими беженцами. Эвента была близка к отчаянию, когда, наконец, хозяин Ба изволил появиться.
То, что добиться желаемого ему не удалось, она по лицу своего хозяина прочитала легко. Но то, что он сделал дальше, удивило ее. Даже не переодевшись, как обычно, он бросил перед ней кусок кожи.
— Рисуй мне дорогу в западные земли, — требовательно произнес он, — рисуй все сто дней пути, какие ты прошла.
— Но я была маленькая совсем, — попробовала отговориться Эвента. Афс нахмурился:
— Ты знаешь дорогу, рисуй ее!
Пришлось, вооружившись обломком уголька из очага, попытаться изобразить Поднебесье и всю пройденную с Запада на Восток дорогу. Саргун внимательно следил за ее рисунком, задавал вопросы, что-то прикидывал.
— Сколько дней пути отсюда до того места, где ты жила? По пути ты видела воду? Ты видела опасных животных? Ты была от своего дома на западе?
Эвента терялась, отвечая на его вопросы. Чувствуя себя непроходимой тупицей, она понимала, что не думала ни о чем, не привыкла отмечать наличие воды, понятия не имела, где взять дрова в степи, не помнила, какой ветер дул накануне. В отличие от Саргуна.
Он, изучив ее сомнительную карту, все хмурился и что-то планировал.
— Собирай вещи, — наконец, принял он окончательное решение, — мы уезжаем.
— Куда? — выдохнула Э-Ви изумленно.
— Куда получится. Собирай вещи, позови бабушку.
Бабушка идеи внезапного переселения категорически не одобрила.
— Вот еще! — возмущалась она, бросая на пол то свою клюку, то попавшиеся под руку медные посудины, — мы переезжаем чаще, чем меняются ветра! Что за духи щипают твой зад, Ба Саргун, не те ли, что свели в могилу твоего отца?
Саргун лишь закатил глаза.
— Опасно оставаться здесь. Пришли одни воры, придут и другие.
— Мы расставим силки на воров, — не унывала бабуля.
— Придут вооруженные воины.
— Мы выкопаем ловчие ямы! Поставим самострелы, как на горного льва!
Спорить со старушкой Гун не рисковали даже старейшины, и Саргун продолжил сборы молча. Эвента обеспокоенно взирала на своего хозяина. Он был даже слишком молчалив.
Неужели он снова уйдет? Бросит Таш и свой родовой дом? Но судя по виду Ба Саргуна, именно это он и планировал сделать. Он был серьезен и стремителен. Не обратил внимания на слезающую с плеч краску. Не отвлекся ни на что, даже на скучающего соседа, пришедшего поболтать.
— Я добуду нам ослов, — сказал он в пространство, сосредоточенный и сердитый, — если хочешь, бабушка, ты останься. Ты знаешь, что делать. Э-Ви! Ты должна идти со мной.
— Сейчас? — слабо спросила сулка.
— Когда я приведу ослов. Собери книги.
Не забыл о книгах, все-таки. Э-Ви хотела бы поговорить с Саргуном, сказать ему, как неправ он, так поспешно принимая решение, но встретила его прямой жесткий взгляд и не посмела ослушаться.
Собирала узлы, чувствуя холод, ползущий вдоль позвоночника, глотая уже почти забытые за долгие дни с Афсар слезы.