Ба Саргун вздохнул на пороге дома. Бабушка вынесла огонь.
— Э-Ви, — позвала она негромко рабыню, — подойди ко мне.
Саргун внимательно следил за тем, что делает старуха. Вот она провела рукой над огнем, прикоснулась ей ко лбу сулки, посмотрела на нее пристально. И впервые за очень долгое время увидел в глазах своей бабушки особое нежное беспокойство, с которым она когда-то провожала и его. Как раз в те давние времена. Перед боями…
— Отойди, — велела бабушка афсу, — я должна сказать женщине слово.
Ба Саргун подождал, повернувшись спиной к порогу. Прощание бабушки и рабыни длилось долго. Когда обернулся, Э-Ви держала чашку с огнем в руках, глядя на нее непривычно сосредоточенно.
— Я не смогу, — тихо прошептала сулка. Бабушка положила руку на ее плечо и сжала его:
— Ты уносишь порог дома с собой! Я старая. Я отдаю огонь тебе. Уноси его туда, куда пойдет мужчина. Будьте аматни.
Ба Саргун посмотрел в лицо бабушке, она улыбнулась — небывалое событие. Взяла назад огонь и смело перевернула чашку. Огонь погас.
Что ж, рассуждал Ба Саргун, поворачиваясь спиной к дому и шагая вниз по каменистой тропе, это было сказано. Да будет так. Он или найдет новый порог дома, или оба они погибнут. Ничего больше не может ждать их среди врагов. Зачем он вообще это делал?
Но, глядя на молчаливо шагающую рядом с ним Э-Ви, афс вздыхал и признавался себе, что если не ради себя, то ради нее он готов рискнуть всем: добрым именем, прежней жизнью, запретами арут. Что это значит, и значит ли что-то?
***
Прощаясь с бабушкой Гун, Эвента неожиданно для себя расплакалась.
— Арут плакать над расставанием, — добродушно упрекнула ее старушка, — лучше думай о том, как вы пойдете через черные земли. Мой внук говорит, за Междуречьем другие земли, тоже черные. А за ними — другие горы. Другие реки. Я не верю, но раз он так говорит, так оно и есть.
Эвента кивнула.
— Закрывайся от солнца, — понизила голос старушка, в голосе ее появилась тень беспокойства, — пей много воды. Не пей из колодца, если снаружи есть серая плесень: ребенку будет плохо. Если будет идти кровь — плохо. Пока ее нет — хорошо, даже если будешь болеть.
— Может, мне сказать ему…
— Нет! — рыкнула бабушка, хватая рабыню за запястье.
— Это арут?
— Это просто неправильно. Мне хочется, чтобы вы остались. Но надо идти. Я не пойду. Вы идите. Следи, чтобы он спал на теплом. Закрывай его со спины, когда он ляжет с тобой.
— Бабушка…
— Если ему грустно, ложись с ним. Только смотри, чтобы не там, где злые духи. Они могут повредить.
— Я не хочу идти.
— Я знаю, — просто ответила старая афсийка, протягивая девушке чашу с огнем, — женщины не должны менять порог дома. Я тоже уходила. Я уносила в себе его мать.
— Я не смогу!
Но старуха почти силком заставила ее взять огонь в руки, и Эвента подчинилась.
— Не оборачивайся, когда уходишь, — напомнила бабушка Гун, — куда бы ни шла, никогда не смотри назад.
И они покинули Таш. Спускались вниз по дороге, напряженные, испуганные собственным решением, изменить которое было уже нельзя. Молчаливое отчуждение продлилось следующие несколько дней, пока медленно, избегая больших дорог, Ба Саргун вел их по ущелью вдоль Гряды назад, в степь.
Не доходя до Тарпы, путники свернули. Эвента никак не могла понять, как же афс ориентируется в пространстве, где никаких примет не было, кроме гор на востоке и бескрайней Пустоши на западе. Но он не терял дороги, уверенно находил родники и колодцы. Каждый вечер он расспрашивал Э-Ви о том, что их ждет на западе. Достаточно быстро Эвента исчерпала весь запас своих познаний. Саргун слегка помрачнел, но не упрекал девушку.
Она же старалась изо всех сил не выдать своего дурного самочувствия, которое ничуть не облегчалось снадобьями бабули Гун, а только становилось сильнее и продолжительнее с каждым днем. У источников встречались семьи Афсар, но обменять путникам было нечего, поэтому они делились лишь новостями и немудреными историями, сидя у ночного костра.
— Мы уходим в Пояс Ковров, — сказал один старый афс из Прама, ведущий свою большую семью и целое стадо тощих коз, — западные пришельцы разгромили Кемет, и мы не стали ждать, пока они доберутся до нас.
— Много ушло? — жадно выспрашивал Ба Саргун.
— Почти все. Мы собрались, говорили, решали, что делать. Тогда один из нас сказал, что семьи должны разделиться. Мы ушли ночью, оставили следы, которые ведут в разные стороны. Они не могут искать всех.
Эвента пришла к выводу, что тактика одиночного выживания была наилучшей. Крупные караваны, большие поселения становились первыми объектами внимания налетчиков. На бедных и нищих путников никто внимания не обращал.
— Куда дальше? — спросила она Саргуна ночью, когда они, не устроив собственного навеса, легли у гостеприимного костра спать. Афс засопел, размышляя.
— Нельзя идти по хорошей дороге. Нельзя идти к большим колодцам. Мы будем идти медленно.
— У нас мало еды.
— Ишаки едят всё, а сейчас в степи много травы, и не вся сгорела.
— Я о нас.
Ба Саргун даже на локте приподнялся.
— Э-Ви! — она услышала уже знакомую интонацию усмешки в его голосе, — у нас очень много есть с собой!
— Риса всего два мешка…
— Риса целых два мешка, — афс поднялся и сел, возбужденно блестя глазами, — у нас есть ножи. У нас есть хорошие веревки. Даже если кончится рис, в степи живут птицы, которые несут яйца. Я могу убить их — и у нас будет мясо. Если вдруг не найдется птиц, будут косули.
— У тебя стрел не хватит.
— У меня их пятнадцать, — с чувством превосходства ответил ей мужчина, — даже тура можно убить четырьмя, а я метко стреляю.
— А если…
— А еще есть саранча. Очень вкусная, если хорошо пожарить.
Эвента подскочила на своем месте и ринулась в сторону от костра. Ее тошнило. Афс, ничуть не удивленный, негромко смеялся.
Тошнота стала опасным спутником в раскаленной степи. Постоянное обезвоживание сделало Эвенту слабой, она все чаще чувствовала головокружение, а в самые жаркие часы просто не могла идти, ноги не слушались. Слабость то отступала, то накатывала вновь, к ней следовало привыкнуть, с ней нельзя было ничего поделать. Останавливаться из-за ее недомогания было опасно, к тому же, пришлось бы посвятить Саргуна в причины, а Э-Ви все еще не представляла, как сообщить о своей беременности афсу.
Менее подходящего момента не было.
Прошло еще несколько дней, за которые в окружающем пейзаже ничего не изменилось. Эвента плохо понимала, куда они идут, плохо запоминала происходящее. Возможно, оттого, что запоминать было совершенно нечего. Время текло медленно, а солнце так пекло, что мысли терялись, оставалась только жажда и постоянная тошнота.
Только к вечеру, когда жара чуть отступала, а солнце показывало им путь, опускаясь за западный горизонт, Э-Ви бездумно отмечала: прошел еще один день. Еще на одну меру риса меньше в мешках. Еще шесть мучительных приступов рвоты, еще один колодец, мертвые тушканчики, суслики, жареная саранча, которой аппетитно хрустел Ба Саргун, у которого настроение было самое что ни на есть бодрое.
Но напрасно советовала бабушка «ложиться лишь в безопасных местах подальше от духов». К вечеру они валились с ног там же, где стояли, и ни о какой близости и речи идти не могло.
Трижды они встретили другие семьи, в том числе — ругов, самых диких остроухих кочевников, смуглых, грязных, босоногих. Соскучившиеся по новым лицам, руги пригласили девушку и афса к себе, щедро угостили бараниной и кислым молоком, долго и обстоятельно выспрашивали подробности о нашествии с запада. Э-Ви держалась в стороне, стараясь не выдать свою принадлежность к сулам. Здешние жители чужаков не любили, что было понятно. Большая ружская семья приветила афса и его рабыню, как будто знали их сто лет. Они же посоветовали Ба Саргуну изменить маршрут: проходящие войска засыпали три колодца, а у остальных уже собрались разбойники, только и ждущие караванов с оливками и финиками.