Саргуна это опечалило. Опечалило бы и Эвенту, но большую часть времени ей было настолько плохо, что она могла думать только о том, как не выдать себя или не задержать их передвижения. Уже не арут подстегивал ее, но страх остаться в степи с невидимым врагом, вооруженным и опасным.
Долго это продолжаться не могло.
***
Ба Саргун хорошо знал, что ждет его в степи. Он привык к ней, будучи неплохим охотником. Не учел афс лишь одного: с ним никогда прежде не шла женщина. Женщины Афсар не покидали домов.
Сулка, впрочем, тоже не выглядела счастливой. Саргун представлял, каково ей, светлокожей, привыкшей к замкнутым пространствам, оказаться в бескрайних просторах, где за весь день можно было едва ли встретить хоть одну неровность рельефа. Ни деревца, ни чахлого кустика — ничего, только изредка раскаленные добела камни, невесть как оказавшиеся здесь.
Через пять дней путешествия их дорога принялась петлять. Э-Ви не задумывалась над выбором маршрута, но Саргуну приходилось быть осторожным, как никогда. Ему не требовались карты, чтобы держать в голове точное расположение жизненно важных точек. Колодцы племен и семей. Вади, где после сезона дождей надолго скапливалась вода, где могли пастись стада диких животных. И в то же время, требовалось хорошо представлять, в каких из них могут найти себе приют враги.
Встреча с ругами сильно обнадежила Саргуна. Еще издали он расслышал звон колокольчиков на шеях их коз и радостно приветствовал кочевников. Руги сообщили афсу, что нашествие западных войск проходит севернее, и семьи уходят в степь все глубже и дальше, надеясь избежать прямого столкновения с захватчиками.
— Что в Междуречье? — поинтересовался Саргун.
— Много их, — ответствовал старший кочевник, — очень много. Но наши родственники тоже теперь слушаются их, начали строить дома, начали жить оседло.
— Есть ли переправа через реку?
Этот вопрос был особенно важен, ведь переправиться через большую реку можно было лишь в середине лета, когда уровень воды падал, а течение не угрожало плотам и паромам.
— Переправы все заняты, друг. Остались только небольшие, южные.
Это было много хуже — чем южнее, тем полноводнее делалась река. Но выбирать не приходилось, и Саргун решил, что рискнуть придется. К тому же, в Междуречье было многолюдно, а значит, всегда можно найти работу и жилье до следующего сезона.
Он покосился на свою рабыню. Пока краска скрывает ее светлую кожу, она — всего лишь еще одна афсийка в поношеной одежде. Как знать, что подумают ее сородичи, увидев ее. Да еще Э-Ви плохо переносила путешествие и совершенно разболелась.
Ее не развлекли даже ружские женщины. Конечно, они не говорили на хине, лишь на степном ильти, но даже их простоватая ласка и болтовня не вывели девушку из ее странного оцепенения. Саргун был уверен, что солнечный удар сразил его рабыню. Тяжко вздохнув, он вынужден был остановить их продвижение на запад на три дня.
Лучше Э-Ви не становилось, хотя она и говорила, что все в порядке. Риса в сумках становилось меньше, постепенно подходил к концу запас соли. Рано или поздно им пришлось бы найти большое кочевье, но обменять было нечего, и Саргун принял решение сделать большой крюк, понадеявшись, что сможет поохотиться и выменять что-то из добытого у встретившихся степных жителей.
В самую страшную жару они отдыхали под навесом, Э-Ви спала, а он читал. Он не уставал от чтения так, как раньше. С каждой следующей прочитанной буквой ему становилось легче. Короткие сказкочные истории о говорящих животных сменились длинными — о жизни земледельцев.
— Ты говорила, твоя мать была воином. Тогда почему же вы работали на земле и выращивали себе еду? — спросил как-то афс у девушки.
— Она воевала, но ели-то все.
— У нас, если ты воин, то ты воин.
— Ну да, и собираешь лимоны и оливки, когда есть нечего.
Саргун, хотя и должен был рассердиться за такую непочтительность, расхохотался.
Сулка говорила правду.
— Раньше было не так, — пояснил он, с аппетитом обгладывая косточку от степной куропатки, — раньше каждый делал то, для чего был рожден.
— Откуда ты знаешь, для чего рожден? — тихо спросила Э-Ви, — откуда ты можешь знать, что твои предки были рождены для этого?
— Так было. Оно было всегда.
— Арут?
— Ты думаешь, что арут — это что-то очень плохое, — поразмыслив, вывел для себя афс, — ты с самого первого дня так думала. Но если нет арут, то нет порядка. Если нет арут, можно делать всё, и за это никто не понесет ответственности.
Он задумался, глянув на западный горизонт — солнце клонилось к закату, и скоро можно было начать двигаться и пройти еще несколько верст перед ночлегом.
— У нас много арут, потому что мы мирный народ, — пришло ему вдруг в голову, — если война, все голодные, никому дела нет до запретов. А мы не любим войну. Мы мирные, простые, мы любим оливки и финики. Мы никогда бы не пришли в чужую землю, пока нам хватает своей.
— Мораль мне ясна.
— Э-Ви! А что такое «мораль»?
Она была недружелюбна последние дни. Но Ба Саргун не обижался. В конце концов, это было его решение — идти на запад.
***
Ба Саргун расслабился и донимал Эвенту разговорами. Иногда она теряла нить разговора, но афса это не смущало. Вопросов у него меньше не становилось, а вот его спутнице было совсем не до них.
Дурнота накатывала все внезапнее, и уже несколько раз Эвента не успевала предугадать ее.
-…Что? Скорпион укусил? — спросил Саргун понимающе. Эвента отчаянно жестикулировала. Ее снова рвало. Саргун присел рядом. Лицо его выражало обеспокоенность.
— Они опасны только весной, — постарался утешить он девушку неловко, — это скоро пройдет.
Э-Ви мрачно отмалчивалась, утирая рот и спеша зажевать красным листом неприятный вкус. Она понимала, что если уж это началось, то так и будет продолжаться целый день, а возможно, и ночью. Больше она не могла себе позволить подобных нагрузок, даже учитывая ослика, который вез самую тяжелую поклажу, оставались еще пятнадцать верст по раскаленной степи, каждый день в плохой обуви. Эвента терпеть больше не могла. Бабушка Гун могла думать что хотела, но сульские женщины не скрывали своих болезней от мужчин, как и беременностей.
— Ба Саргун, — решилась она, наконец, — это не скорпион. Я ношу твоего ребенка. Поэтому мне бывает плохо.
Сказав это, она была напряжена, как будто вездесущий арут мог опять причинить ей неприятности. Но Ба Саргун не только не выглядел разозленным. Когда она посмотрела на него, его смуглое лицо побледнело, затем его бросило в румянец, он отвернулся, прикусив губу.
Страх Эвенты пропал. Она обхватила его колени руками и попробовала заглянуть ему в лицо. Как ребенок, застуканный родителями за шалостью, Саргун отворачивался, мотал головой, не давал ей взглянуть, но всё же Эвенте удалось.