За всю жизнь она написала одну-единственную книгу. После того, как Джейн познакомила меня с «Сердцем мечтательницы», я захотела прочесть другие книги Манвилл. Но ничего не нашла. Она написала одну-единственную безупречную книгу.
Я ставлю «Сердце мечтательницы» обратно на полку и подхожу к столу. В ящиках нет ничего интересного. Скрепки, шариковые ручки, несколько пустых папок и старых номеров «Нью-Йоркера». Никаких именных канцелярских принадлежностей или документов, где упоминалось бы имя покойной.
Но тут я замечаю наклейки на обложках журналов. На них указан не только адрес и номер квартиры, но и имя.
Марджори Милтон.
Я чувствую разочарование. Имя мне совершенно незнакомо – по всей вероятности, Марджори была обычной состоятельной дамой, которая унаследовала богатство, из-за которого теперь спорят ее наследники.
Я с досадой кладу журналы обратно в ящик стола и возвращаюсь к уборке. В гостиной я начинаю с ковра, окон и кофейного столика, а потом начинаю смахивать пыль с лепнины под потолком, практически уткнувшись носом в обои.
Вблизи цветочный узор выглядит еще более отталкивающим. Цветы напоминают распахнутые рты. Овальные пространства между ними окрашены темно-красным, почти черным цветом. Кажется, будто обои утыканы человеческими глазами.
Я делаю шаг назад и прищуриваюсь в надежде развеять впечатление, что обои изображают ряды чьих-то глаз. Это не помогает. Глаза никуда не деваются, а цветы вдобавок больше не похожи на цветы. Вместо лепестков я вижу лица.
То же самое происходит с лепниной на потолке. Среди изящных завитушек прячутся широко раскрытые глаза и сморщенные лица.
Умом я понимаю, что это всего лишь оптическая иллюзия. Но мои глаза отказываются вернуться к прежнему восприятию. Цветы бесследно испарились. Вместо них я вижу лица. Гротескные физиономии с уродливыми носами, безобразными губами, вытянутыми челюстями – кажется, будто они о чем-то говорят.
Но стены не могут говорить.
Они лишь наблюдают.
Но где-то в квартире раздается шорох. Я слышу его даже из гостиной – что-то, похожее на приглушенный скрип.
Сначала я думаю, что это скребется мышь. Но вряд ли в Бартоломью стали бы мириться с мышами. Да и звук мало походит на мышиную возню. Скрип звучит натужно, словно какой-то механизм, долгое время пребывавший в бездействии, наконец оживает. На ум приходят ржавые шестеренки и несмазанные шарниры.
Я иду на звук и оказываюсь на кухне, у шкафчика между духовкой и раковиной.
Звук доносится из кухонного лифта.
Я открываю дверцу шкафчика, за которой таится пустая шахта лифта. В лицо мне дует холодный сквозняк. Тросы, ранее висевшие неподвижно, теперь ожили и натянуты до предела. Блок наверху то проворачивается, то снова замирает. При движении он издает резкий, пронзительный скрип.
Я гляжу вниз, в шахту. В лицо мне по-прежнему дует сквозняк. Поначалу мне не удается ничего разглядеть. Лишь тьма, простирающаяся, возможно, до самого подвала. Но потом из черноты проступает что-то новое. Вскоре я понимаю, что это крышка самого лифта.
Деревянная.
Покрытая толстым слоем пыли.
С отверстиями для тросов наверху и внизу.
Блок снова скрипит. Лифт продолжает подниматься. Сквозняк растревожил скопившуюся пыль, и она вылетает из шкафчика, словно облачко пепла из дымохода, заставляя меня отшатнуться.
Воображение переносит меня на сотню лет назад. Я представляю суетящихся поваров, отправляющих вниз роскошные блюда. Шахта кухонного лифта наполняется ароматами жареного цыпленка, ягнятины, свежих трав. Обратно лифт привозит гору грязной посуды, испачканные приборы, хрустальные фужеры со следами помады и остатками вина на донышках.
Теперь, сквозь пелену времени, эта картина кажется романтичной. На самом же деле людям приходилось нелегко. По крайней мере, слугам, которые жили и работали здесь.
Скрип наконец затихает – лифт достиг своей цели. Он идеально вписывается в пустое пространство за дверцей. Если бы не тросы, невозможно было бы догадаться, что это лифт, а не обычный кухонный шкафчик.
Внутри лежит лист бумаги. Точнее, страница, вырванная из книги. Страница со стихотворением Эмили Дикинсон. «Раз к Смерти я не шла».
Я переворачиваю страницу и вижу, что на обороте кто-то написал для меня послание. Совсем короткое. Три слова крупными печатными буквами:
ПРИВЕТ! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Внизу – подпись чуть более мелкими буквами: