— Они это выяснят, — говорит он. — Не пройдет и нескольких часов, как они будут знать.
— Ты думаешь, меня это волнует? — отвечает она надтреснутым голосом. — Я умираю. Кто-то должен был предъявить им счет, этим девкам, которые столкнули Марию со скалы.
Тим меняется в лице и подступает ко мне еще на шаг.
— Мы не знаем, что произошло, мам. Хватит уже.
— Хватит? Как я могу забыть об этом? Это никогда не отпустит меня. Есть еще кое-что, мне надо кое-что узнать. Он собирался рассказать мне на вечере выпускников.
— Что рассказать? Кто? — Тим взъерошивает волосы. Генри прижимается ко мне, я обхватываю его руками, глажу по голове. «Все хорошо», — успокаиваю я его про себя, не смея сказать это вслух или даже пошевелиться.
— Натан Дринкуотер, — выкрикивает Бриджит.
— О чем ты говоришь? — Тим явно сбит с толку.
— Он послал запрос в друзья на «Фейсбуке». Ну, он прислал Марии запрос, он сказал, что понимает, с кем имеет дело, но он знает, что на самом деле произошло в ту ночь, когда она исчезла. У него есть кое-что, принадлежавшее ей, и он предъявит эту вещь в доказательство. Мы должны были встретиться на вечере, но ты не пустил меня туда.
— Мама, но это же безумие. Натан Дринкуотер умер. Много лет назад.
— Что? — Ее гнев сходит на нет, и впервые за весь день Бриджит выглядит уязвимой, потерянной. — Не может быть!
— Может. Я искал его, после того как Луиза напомнила мне о нем во время нашей встречи в Норвиче. Он погиб в аварии в Лондоне. Об этом писали в новостях, он был знаменит, в некотором смысле, — написал парочку популярных книжек.
— А тогда кто же…
Она смотрит на Тима, потом — на меня, лицо ее приобретает серый цвет.
— Я не знаю, — отвечает он. — Но это не мог быть Натан.
Тим прислоняется к стене, трет глаза. Мне кажется, что это мой шанс, и я, сбросив летаргию, внезапно срываюсь с места. Подхватив Генри одним плавным движением, я устремляюсь по коридору, распахиваю дверь, выбегаю на тропинку — и за ворота. Оказавшись в относительной безопасности на улице, я ставлю Генри на тротуар и смотрю, не гонится ли за нами Тим, при этом мы не останавливаемся, я продолжаю тащить сына за руку. Бум! Я утыкаюсь прямо в грудь Сэму. Вцепляюсь в него, меня всю трясет.
— Папочка! — Генри широко улыбается, забыв про тост и паровозики.
Сэм подхватывает его и прижимает к себе. Генри обвивает его ногами и руками, как обезьянка.
— Слава богу, — бормочет Сэм ему в шею. — Я уже собрался заходить, ждать больше не было сил, — продолжает он, глядя на меня через плечо сына.
— Нам надо уходить, — кричу я и почти бегу к машине.
— Что происходит? Кто там был? Там не… — он умолкает.
— Нет. Бриджит — мать Марии. Я все объясню в машине.
— Бриджит? — Он не двигается с места, я тяну его за рукав.
— Пошли.
Непослушными пальцами я пристегиваю Генри на заднем сиденье машины Сэма, и сама забираюсь на пассажирское место. На секунду закрываю глаза, чувствую, как внутри все еще пульсирует адреналин. Неожиданно голос Сэма выдергивает меня в реальность.
— Луиза! С Генри все в порядке? Она ничего ему не сделала?
— Нет. Он вроде бы в норме: когда я его нашла, он был абсолютно всем доволен.
— Господи! Он, должно быть, очень устал. Давай отвезем его домой, а утром будем решать, что нам делать с Бриджит.
Я откидываю назад голову, сердце перестает биться как бешеное. Теперь, когда Генри в безопасности, все остальное теряет свою актуальность. Мы выезжаем на главное шоссе, ведущее из города, Генри уже крепко спит сзади. Я уставилась в темноту, за окном начинается дождь, мои мысли прерывает лишь мерный скрип работающих дворников.
Мы выворачиваем на A11, дождь продолжает выбивать дробь по лобовому стеклу, я задремываю, неловко склонив голову к окну. И уже погружаюсь в сладкое состояние полного расслабления, когда ты понимаешь, что вот-вот заснешь, но еще бодрствуешь, когда голос Сэма заставляет меня пробудиться.
— Не могу поверить, что все это дело рук Бриджит. Что она сказала? — с тревогой спрашивает он.
— Она обвиняет меня в смерти Марии. Софи тоже, но в основном меня. Она посылала сообщения, чтобы запугать нас и наказать за то, как мы обошлись с Марией.
— Но откуда она знает про…
— Про экстази? Она не знает. Она считает, что Мария покончила с собой. В этом она обвиняет меня. Я плохо поступила с Марией. Про экстази речи не было.
— То есть она не имеет представления о том, что произошло на самом деле? Она подвергла тебя всему этому, напугала до смерти, выкрала нашего ребенка только ради того, чтобы поквитаться за школьную травлю? — Я чувствую, как разгорается его гнев, вижу, как побелели костяшки пальцев на руле.