— Ваша работа? — секретарь остановил пленку.
Олег густо покраснел. Привычка краснеть, улыбаться, гневаться, сопереживать была отработана годами театральных репетиций. При общении в узком партийном кругу она помогала решать нравственные проблемы без лишних затрат душевных сил. Вот и сейчас Олег легко изобразил всю гамму внутренних переживаний. Затем искренне сознался. Глубоко раскаялся. И даже побожился, что впредь ничем подобным заниматься не станет.
— Не будете?
— Клянусь, ей-богу, честное партийное…
На этом можно было бы и закончить. Обычная история. Младший товарищ оступился. С кем не бывает? Старший поправил. На то он и поставлен, то есть выбран, чтобы следить за порядком. Но…
Секретарь легким кивком головы выставил помощника из кабинета. Обождал, пока дверная ручка займет горизонтальное положение, и тихо, но внятно сказал:
— Значит, не будете?
— Никогда.
— Это ваше твердое слово?
— Да, мое партийное слово.
— Слово коммуниста?
— Не буду, — еще раз твердо пообещал Олег.
Слова он произносил громко и разборчиво, опасаясь провокаций, и для качественной записи, если где-то была включена прослушка.
— А надо, товарищ Камышин, — выдержав паузу, заявил секретарь горкома и откинулся на спинку кресла. — Придется.
— То есть как?
— Для партии…
Олег задумался. Коварство большевиков принимало изощренные формы.
— Олег Михайлович, — секретарь подсмотрел шпаргалку с биографией Камышина, — мы хотим поручить вам дело особой… — хозяин кабинета внимательно посмотрел в глаза Олегу и повторил с нажимом: — Особой политической важности.
Олег нерешительно поднялся:
— Сделаю что могу, но… — На всякий случай он решил сочетать осторожность с максимальной лояльностью.
— Садитесь, — предложил секретарь. — Вы, разумеется, знаете, что наш город недавно удостоен ордена Ленина.
С профессиональным мастерством Олег изобразил на лице полную осведомленность.
— Мы хотим широко и торжественно отметить эту высокую правительственную награду…
— Награду нельзя отметить, — смущаясь, возразил Олег.
— ?
Густые брови хозяина кабинета изобразили удивление. Опешили висящие на стенах Маркс и Энгельс. Перебивать секретарей в этом кабинете было не принято.
— Можно отметить праздник, торжество, юбилей, годовщину. Награду — нельзя. Так говорят, но это стилистически неверно…
— Минуточку, товарищ Камышин. — Секретарь добавил металла в слово «товарищ» и раздраженно постучал кончиком карандаша по столу. Потом заговорил коротко, сухо и официально:
— Будет торжественный вечер. Мы соберем актив партии. Пригласим ударников труда. Приедут секретари обкома и, возможно, товарищи из ЦК. Они прикрепят высокую награду на знамя города. Это апофеоз праздника. Я правильно выражаюсь? И в этот торжественный момент должен прозвучать Указ в исполнении Председателя Президиума Верховного Совета, Генерального секретаря ЦК КПСС.
— Он тоже будет?
— В некотором смысле, — секретарь внимательно посмотрел в глаза соратнику по партии. — В некотором смысле — да.
— Понимаю. Незримо. В наших сердцах и душах, — по привычке начал было ерничать Олег.
Была у него такая дурацкая черта — сначала говорить, а потом думать. Не то чтобы он был фрондер, либерал или, не дай бог, противник режима. Просто мог сболтнуть что ни попадя.
Говорил там, где надо бы молчать. Возможно, поступал так из врожденного духа противоречия. А может быть, актерская натура требовала острого продолжения всякой мизансцены. Вот и сейчас мог бы придержать язык. Нет же. Высунулся.
— Не валяйте дурака! — строго прикрикнул секретарь. — Здесь не театр. Ведите себя прилично.
Под тяжелым взглядом хозяина города хотелось подняться и вытянуться.
— Сидите, — привычно махнул рукой секретарь. — Леонид Ильич будет в записи, которую сделаете вы.
Секретарь открыл лежавшую под рукой папку. Достал лист бумаги и протянул его ошарашенному Олегу. — Вот текст Указа.
— Вы серьезно?
— А что вас смущает? — перебил секретарь деловито, как было принято в этом кабинете. — Указ был?
— Был, — неуверенно согласился Олег.
— Возможно, Леонид Ильич его произносил в Кремле.
— Не исключено.
— Весьма вероятно, что эта речь была записана на магнитофон.
Олег кивнул, соглашаясь.
— Вот эту запись мы и поставим. Именно эту, — с нажимом сказал секретарь, — и никакую другую. Пленку будете готовить здесь с нашим специалистом. И без лишних разговоров. Понятно?
— П-понятно… Вы шутите?
— Представьте, нет. Вот уже лет десять. Работа такая. Серьезная.
По лицу секретаря горкома было видно, что он говорит неправду. На самом деле он не шутил гораздо дольше.
— Сколько вам нужно времени на подготовку?
Олег углубился в текст. Кажется, действительно предстояла необычная творческая работа. Быстро пробежал глазами несколько строк. Деликатно отложил листок. Заговорил быстро и уверенно:
— Готов хоть сейчас. Но, извините за прямоту… Текст — слабоват. Говорю вам как профессионал, автор многочисленных публикаций и выступлений.
Олега снова понесло. Опять какой-то бес толкнул на лишние разговоры:
— Я, знаете, какие монологи готовлю. Обхохочешься. Спросите у людей. А тут суховато как-то. Без живинки. Без огонька. Может, добавим красок? Чтоб звучало. Генеральный секретарь все-таки. Не труба, как говорится, от бани.
— Вы соображаете, что несете?! — резко поднялся секретарь. Вскочил и Олег. Вытянул руки по швам. — Вам поручают дело государственной важности. Поэтому бросьте эти ваши смешочки!
— Извините, это я так, не подумав… Просто хотел как лучше…
Секретарь долго смотрел ему в глаза. Потом сел, закурил и задумался. Со стен вдумчиво глядели некурящие классики марксизма-ленинизма. Тема размышлений была проста: можно ли доверять идиотам. «Ответ, кстати, неочевиден, — подумав, решил секретарь. — Иногда и придурки бывают неплохими исполнителями».
— Прочтете, как написано, — сказал он устало, но твердо, — и предупреждаю — никакой отсебятины. Вам позвонят и скажут, когда запись. Можете идти.
Уже у самой двери он задержал Олега.
— Постойте.
Олег повернулся. Лицо секретаря горкома выражало единство и борьбу противоположностей.
— Зачитайте мне два-три предложения.
Олег достал из кармана текст Указа и начал читать.
— Указ Президиума Верховного Совета СССР. О награждении города Шахтинска орденом Ленина. За успехи, достигнутые трудящимися города в хозяйственном, культурном строительстве, отмечая заслуги в освоении недр…
Незримая тень генерального секретаря заполнила пространство кабинета. Голос звучал так похоже, что секретарь горкома невольно вытянулся в полный рост. Не в силах перебить докладчика, он выслушал весь Указ. Стоя. До конца. И не без удовольствия.
Прошло два месяца. Текст Указа был давно записан, прослушан и одобрен секретарем горкома. Пленка хранилась в его личном сейфе вместе с особо важными и секретными документами. Были моменты, когда он сомневался в правильности своего выбора. И все-таки количество бессонных ночей, согласно основному постулату марксизма-ленинизма, перешло в качество. Секретарь принял окончательное и бесповоротное решение: народ должен услышать голос вождя партии и руководителя государства в торжественную минуту награждения.
Как-то незаметно, за чередой монотонных будней исторический день настал. В городском театре собрался партхозактив, ударники труда, гости из областного центра и Москвы. Народ и партия были практически едины. Лишь узкая оркестровая яма отделяла зал от президиума. Пышные корзины цветов украсили авансцену. На заднике висел огромных размеров картонный орден Ленина. Владимир Ильич внимательно, не отрываясь, смотрел за кулисы. Первый секретарь выглядел именинником. Он сидел в президиуме и ждал окончания доклада. Текст читал член бюро обкома. Он стоял за несуразно высокой трибуной, поэтому из зала была видна одна голова в очках. Она говорила медленно и заунывно.