Вечером — еще одно потрясение. Директор выдал нам ключи от телестудии:
— Можете работать и ночью, если потребуется.
Мы онемели.
Десять лет я не мог войти в родной телецентр без пропуска. Хотя ведущие телепрограмм были известными людьми. На улице меня узнавали. За столик в ресторанах и кафе то и дело подсаживались благодарные телезрители. Мои программы ценили даже сотрудники нашей охраны. Но мы не могли пройти в студию без бумажки с фотографией.
— Это я, — говорил я вахтерам, — я.
— Мы знаем, что это вы. Но где пропуск?
— Я тут работаю. Мне надо срочно.
— Мы тоже здесь не просто так. Не положено! Отойдите в сторону!
Приходилось возвращаться домой за пропуском. За утрату красной корочки с черным тиснением «Телерадиокомитет» могли лишить премии или того хуже.
А здесь — оборудования на миллионы долларов. И, пожалуйста, вам ключи. Работайте. Пользуйтесь. И никаких пропусков. Что самое противное — в нас так въелась многолетняя советская подозрительность, что мы с Молчановым внутренне такого поведения норвежских коллег не одобряли. Ну совсем не одобряли.
— Как так? — хотелось крикнуть этим простофилям. — А вдруг… А что если…
— Не, они ненормальные, — резюмировал дневные впечатления Молчанов.
Мы лежим в мягких постелях на втором этаже выделенного нам коттеджа. Стены обиты деревянными панелями. Обработка дерева идеальная, полы без трещинки. Внизу остатки ужина. Холодильник доверху забит едой — презент от коллег…
— Пропаганда. Пыль в глаза пускают, — в который раз выражает смутные сомнения Молчанов.
— Ясное дело — неспроста.
— Завтра скажут, что техника сломалась или монтажная занята.
— Как ее, — говорю, — Эрика заболела.
— А девчонка ничего.
— Ничего.
— Жалко, если заболеет.
— Да-а. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. — Молчанов натянул на голову одеяло. — Будем ждать подвоха.
— Да-а.
Невероятно! За всю неделю мы ни разу не отклонились от первоначального графика съемок и монтажа.
С Эрикой работалось легко и просто. Мы почти не употребляли спиртное. Не хватало времени. Из-за плотного графика каждый день надлежало быть в форме. Привезенную водку раздарили сотрудникам компании. Фильм, который у нас монтировался бы месяц, мы сделали за семь дней. И это с дополнительными съемками и озвучанием!
Каждый день перед сном Молчанов грезил:
— Представляешь. Нам бы такую видеокамеру, монтажную. Все это в Россию.
— Да, — говорю, — чтоб можно было загрузить в машину и рвануть в любое время без предварительных заявок, без цензоров, без руководящей и направляющей… Мы бы такое кино сняли!
Мы лежим и представляем, какое замечательное кино можно снять с такой фантастической техникой.
— Серж, — мечтательно интересуется Молчанов, — у тебя имеется свободная камера и джип «Ленд Ровер»?
Засыпая, я почему-то вспомнил Толика, моего приятеля по одесскому институту. Мы стоим в очереди возле Дворца спорта на улице Шевченко. Скоро на гастроли приезжает ансамбль «Веселые ребята». Еще с вечера за билетами у касс выстраивается длинная очередь. Ледяной январский пронизывающий ветер. Толик замерз, посинел. Скачет на месте, пытаясь согреться. Я отхожу в сторону, чтобы покурить. Толик приближается ко мне и спрашивает:
— Ты замерз?
— Замерз.
— И у меня зуб на зуб не попадает.
— Серж, можно вопрос?
— Валяй.
— У тебя, извиняюсь, есть кальсоны?
— Нет, — отвечаю.
— У меня тоже, — задумчиво говорит Толик и возвращается в очередь.
Утром приезжаем в общагу. Идем в душ, чтобы согреться. Окоченевшими пальцами Толик с трудом снимает брюки. Вся кожа в пупырышках. Ноги фиолетовые. Мать честная!
— Толик, так у тебя и трусов нет?!
— Что значит нет, — возмущается Толик. — Просто я их вчера постирал. Еще сохнут.
— Серж, я извиняюсь, есть у тебя джип «Ленд Ровер»? — сквозь сон доносится голос Молчанова.
После окончания работ у нас в запасе несколько свободных дней. Решили использовать их для изучения возможного бизнеса. Что мы с неудовольствием обнаружили: в окрестностях поселка, в двухстах метрах от крайних домов, полно черники, голубики, морошки. В болотцах наливалась соком отборная клюква. Брусника томилась в ожидании сборщиков ягод. Грибов — уйма. И ни одного (ни одного!) охотника за дарами природы.
Два оленя, два пожирателя грибов, вскоре начали бродить в окрестных лесах. С огромными коричневыми торбами они шлёндали по близлежащим перелескам и рощам. В светлые, будто молочные, ночи их часто видели местные жители. Два крупных самца, два русских лося — я и Молчанов. Мы жарили, парили, варили и тут же съедали грибы в огромных количествах. Во-первых, вкусно. Во-вторых, и главное — не надо тратиться на продукты. Как-то обнаружили в доме старый, испорченный электрогриль. Отремонтировали, приспособили и насушили за несколько дней по две вместительных наволочки боровиков. И все это без многочасовых поездок за город, без тряски в душных вагонах, без сна на заиндевевшей траве, без преодоления торфяников и буреломов, без обязательного физического надрыва. По грибы в домашних тапочках — фантастика!
Окончательно нас добило огромное количество живых существ в тех лесах: часто встречались зайцы, лисицы, ежи, и даже несколько лосих с телятами попадались на глаза. Глухари иногда шуршали над головой, тетерева пугали неожиданным взлетом. Такого изобилия дичи ни за что не встретить в наших почти безжизненных лесах. Еще одно невероятное зрелище. Как-то во время съемок в центре поселка под деревянным мостом мы заметили необычные темные поленья метровой длины. Они вяло шевелились и нехотя двигали хвостами, оставаясь на глубине. Шевелящиеся древесные стволы! Поленья, избегающие солнца!
— Мать честная, да это же семга! Семга! — закричали мы.
— Эрика, смотри, семга!
— Да, семга, — спокойно ответила Эрика, даже не взглянув с моста. — А что там должно быть, по-вашему?
Мы осмотрелись. Где люди? Ау? Где мужики с вилами и сетями? Бабы с корзинами и мешками? Пацаны с камнями и динамитом? Ну хоть бы кто остановился!
— Дикие люди, — возмущался Молчанов, сбегая к реке (против инстинкта не попрешь), — тупые капиталисты! Им лень наклониться, схватить и вытащить за жабры вот эту вот толстую, жирную, вкусную красную рыбу. — Рискуя свалиться, Молчанов завис над рекой.
— Никакой инициативы, — соглашаюсь я. — Полная атрофия чувств.
— Загнивающий капитализм!
— Все, как предсказывали классики.
— Ну полный упадок! — кричал снизу Молчанов. Рыба даже не пыталась отплыть в сторону. — Нет, я определенно здесь рехнусь.
— А между тем, сэр, еще одна страничка нашего бизнес- плана окончательно зачеркнута суровой рукой капиталистической действительности, — кричал я с моста.
— Ты о чем, сэр?
— Семужьей рыбалкой однозначно к нам не заманить.
— Согласен. Ни хрена не поедут, сэр! — отвечал снизу Молчанов.
С доисторическим азартом он пытался клюкой поддеть жирную заморскую рыбину за серебристое брюхо.
Несолоно хлебавши собираемся в обратный путь. Фильм готов, а вот с бизнесом абсолютная неясность.
В освободившиеся из-под водки чемоданы заталкиваем наволочки с сушеными подосиновиками и боровиками.
— Слушай, а с этим лешьим мясом дело все-таки может пойти, — вдруг задумчиво произносит Молчанов.
— О чем ты говоришь, — отмахиваюсь я. — Грех смеяться над бедными людьми.
— Почем у нас грибы на рынке? — не унимается Молчанов.
— Тебе зачем? На зиму мы с головой обеспечены.
— А сколько может стоить доставка, например, вагона грибов из Норвегии в Россию?
— Так, так, так, — наконец до меня стало доходить.
Мы присели возле открытых чемоданов. Прикинули. Наклевывались интересные варианты. В общем, по возвращении надо будет все хорошенько обдумать…