— На выигранную сумму российская делегация устроит ответный банкет.
— По нашим старинным обычаям, пропьем вместе, — разъяснил со сцены Виктор.
— Мы вас всех приглашаем! О дате и времени будет объявлено дополнительно!
— Ура-а-а!
— А сейчас — танцы!
В разгар вечеринки Виктор подсел к какой-то барышне. Она долго гипнотизировала его своими изумрудными глазами. Кожаная юбка, высокие каблуки, блузка с глубоким вырезом. Нервные пальцы то и дело щелкали зажигалкой. Русский ей нравился. Виктор улыбнулся и поздоровался. Как всегда, запаса слов хватило ненадолго.
— Меня зовут Виктор. Сколько вам лет?
— Джессика, — девушка смело протянула Виктору руку. — Мне восемнадцать. Я совершеннолетняя, — с вызовом произнесла она и снова заглянула Виктору в глаза. — Уже можно…
— Что она сказала, Лена? Переведи.
— Она сказала, что ей восемнадцать.
— А еще? Она сказала еще что-то.
Зазвучала музыка. Джессика поднялась. Опустила руки Виктору на плечи. Они танцевали молча. В конце музыкального такта я слышал, как она повторила: «Мне восемнадцать. Уже можно все».
— Она опять сказала еще что-то. Серж, ты слышал?
Лена подошла ко мне и шепнула:
— Не хватало нам скандала. Останови Шлейкина.
— Как?
Парочка не расставалась. Она держала его за талию. Он не отпускал ее руку. Глаза Шлейкина искрились:
— Переведите, что она хочет.
Чтобы не привлекать лишнего внимания, отошли к дальнему столику. Джессика прижалась к Виктору. Склонила голову ему на плечо. Начала объяснять нам с Леной, что она уже взрослый, самостоятельный человек. Русский ей очень нравится. Она хочет уйти. Не может ли Виктор проводить ее.
— Переводите же, — торопил Шлейкин.
— Она сказала, что еще недостаточно взрослая. Ей пора уходить, — медленно и внятно перевела Лена. — Восемнадцать считается в Америке юным возрастом.
— Ага. Типа наших малолеток. Ничего. Восемнадцать не шестнадцать, — оживился Виктор.
— Она не может долго задерживаться. Ей пора уходить.
— А про меня что она сказала?
— Ничего.
— Она произнесла «Виктор».
— Сказала, что в общем ты ей понравился.
— Спросите. — Виктор начал помогать себе жестами. — Могу я ее проводить? Мы могли бы интересно пообщаться.
— О чем ты с ней будешь говорить? — не выдержал я. — И на каком языке? Короче, не приставай к ребенку.
— Не мешай, Серж. Чую, здесь наклевывается. Ленка, переведи.
— Виктор, сожалеет, что не может Вас проводить домой. У него важная беседа, — перевела Лена.
— Жаль, — сказала девушка. Посмотрела на Виктора загадочно и томно. — У меня никого нет дома. Родители уехали. Виктор мог бы провести остаток вечера у меня.
Из всего, что произнесла Джессика, Виктор кое-что уловил.
— Что она сказала про родителей?
— Говорит, они строгие. Если узнают, что дочь ушла ночью с незнакомым человеком, ей влетит.
— Мамы, папы нет дома, — повторила Джессика. — Вернутся завтра.
— Родители уже едут сюда, — перевела Лена. — Сейчас будут.
Виктор встал. Официально протянул Джессике руку. Сухо пожал кончики пальцев. Пересел за другой стол.
— Я что-то не так сказала?
— Все так, — объяснила Лена. — Дело в том, что Виктор — полицейский. Человек с высокими моральными принципами. Ты ему понравилась. Но то, что ты предлагаешь, неприемлемо. В смысле, он не может провожать молоденьких девушек. К тому же он женат, и у него могут быть неприятности на работе.
— Жаль, — огорчилась Джессика. — По правде сказать, он мне очень понравился. — Она подошла к Виктору. — Вы благородный, честный офицер. Извините меня. И выбросьте из головы все, что я вам наговорила. — Джессика быстро поцеловала Шлейкина в щеку и выбежала из кафе…
— Классная девчонка, — сказал Виктор. — Жаль. Я бы с такой покувыркался.
Утром, как обычно, Джон привез свежие китайские газеты. В этот раз он явился с приятелем. Тот так и не вышел из машины. Только помахал нам рукой, когда Джон вручал газеты. Мы с Виктором снова не подаем виду. Пьем кофе. Читаем новости. Виктор, отложив китайскую газету, украдкой рассматривает комиксы про Микки-Мауса. Старую детскую книжку он нашел в кабинете Майкла. Не расставался с ней до конца поездки.
Я заметил: когда Виктор увлекался чтением, он начинал слишком громко есть.
— Виктор!
Он не слышит.
— Виски!
— А? Что?
— Пожалуйста, или не чавкай, или сними ошейник. А то, ей-богу, идет перебор.
— Да ну тебя, — отмахивается Шлейкин.
Во дворе Джон о чем-то беседует с Майклом. Иногда поглядывает на нас через распахнутое окно. Вот уже несколько дней он исправно ездит в соседний город за газетами. Сейчас ждет, когда мы покончим с текстами. Нам это уже самим надоело. Но признаться Джону теперь нет никакой возможности. Боимся обидеть. По-дурацки все вышло. Что делать.
— Какие новости? — кричит Джон в раскрытое окно. — Всё о’кей?
— О’кей, — киваем мы.
— Как Ельцин? — прощаясь, указывает Джон на очередной портрет китайского лидера. — Кажется, этот политик набирает силу. Ни дня без его фотографий.
Я прошу Джона не привозить больше газет.
— Почему?
— Невозможно читать, — говорит Виктор.
— Как так?
— Надоела эта коммунистическая агитация, — объясняю, — да и тебя не хочется утомлять.
— Ничего, — улыбается Джон. Кажется, он доволен, что нам разонравилась пропаганда. — Это мое удовольствие.
Джон садится в машину.
— Читают? — спрашивает приятель.
— Как видишь, — радостно отвечает Джон.
По графику, составленному Майклом, пополудни у нас знакомство с бизнесом Доминика.
— Он хозяин огромной мастерской, — по дороге напоминает Майкл. — Долгое время сам чинил автомобили. Работал на дядю. Отнюдь не родственника. Сейчас кроме ремонта машин у него несколько заправок и автосалон.
— А магазинов у него нет? — интересуется Шлейкин.
— Каких?
— Для торговли сувенирами. Ну, там ложки, поварешки, резьба по дереву.
— Виктор, — говорю, — ты опять за свое?
— Нет. Таких магазинов у него нет.
Подъехали. Майкл перекинулся несколькими словами с дежурным. Сказал, что нас пригласил босс. Этого оказалось достаточно, чтобы пропустили на территорию.
Уютная, светлая приемная. Шустрая секретарша угощает нас кофе. Вдруг на столе у нее что-то затрещало. Из прорези черного аппарата вылезла какая-то бумажка с изображением машины.
— Что это?
— Авто для ремонта.
— Мы про бумажку.
— Это факс, аппарат для передачи изображения по линиям связи.
— С ума сойти.
— Вы что, не видели?
— Нет. А это?
— Ксерокс. Смотрите, я могу делать на нем копии.
— Фантастика.
— А это?
— Это телефон.
— А он для чего?
— Да ну вас.
Нас снова угощают кофе. Ждем Доминика. Его никак не могут найти. Секретарша расстроилась. Говорит, шефа видели на производстве. Мы выходим во двор. Медленно прогуливаемся вдоль ярких цехов и ангаров. Заходим в один из них. Вокруг — кадиллаки, доджи, линкольны, форды. Они будто сошли с экранов американских кинокартин. В мастерских светло и чисто.
— Здесь ремонтируют машины? — Виктор присвистнул. — Да тут жить можно!
Присматриваемся. Народу не густо. Каждый занят своим делом. На нас — почти никакого внимания. Лишь вспыхивают иногда яркие улыбки, доведенные до автоматизма. В конце цеха, за серой ширмой, битый джип. Под ним пара ног в стоптанных ботинках. Мы их едва не прошли. Ботинки зашевелились. Из-под бампера появилось знакомое веснушчатое лицо Доминика.
— Хелло! — хозяин фирмы ловко выбрался из-под машины.
— Привет, Доминик, — обрадовался Майкл.
Доминик улыбается, не решаясь подать нам наспех протертую ветошью руку.
— Простите, что не встретил. Тысяча извинений, — он глядит на часы и свистит от удивления: — Не уследил. Вы можете подождать еще минутку? Я приведу себя в порядок.