— Майкл, — позвал Виктор. Он подошел к пустой скамейке, развернул лежащие на ней газеты. Лег, вытянув ноги. — Гляди сюда.
Смотрим. Нечищеные ботинки на толстой подошве фабрики «Скороход», потертый костюм воронежского комбината бытового обслуживания, синий ремень из искусственной кожи, зеленые армейские носки и восемьдесят килограммов живого веса.
— И в чем разница, — кричит со скамейки Виктор, — с вашим безработным?
— Ну, разница, — говорю, — допустим, есть. Надо бы тебя приодеть, Виктор, а то позоришь державу, совсем обносился.
— Давай обсудим реальные проблемы, Майкл, — нетерпеливо говорит Шлейкин, поднявшись.
Я перевел.
— О’кей.
— Дай слово, что ты не откажешь.
— Хорошо, — сказал Майкл.
— Это связано с работой.
Майкл насторожился.
— Известно, что в Америке существует проблема сексуальной эксплуатации человека человеком.
— Возможно, есть такая. А что?
— Серж, скажи, пусть отвезет меня в публичный дом. Я хочу исследовать эту тему.
Я перевел. Майкл запротестовал. Замахал руками. Нет. На это он пойти не может.
— Майкл, — наседает Виктор, — это серьезная проблема. С ней надо как-то бороться. Но прежде ее следует изучить.
— Нет, нет и нет!
— Пойми, это для работы. Нельзя закрывать глаза на язвы общества.
— Нет!
— Если не согласишься, я останусь здесь на ночь. Буду самостоятельно изучать эту тему. Без языка. В чужом городе. Ты знаешь, ради работы я готов на все.
Виктор снова демонстративно ложится на скамейку.
— Ладно, — сдается Майкл и, поразмыслив, излагает свой план.
Я перевожу: «Он примерно знает, в каком районе эта проблема существует. Но к борделям подъезжать категорически отказывается. Он высадит тебя за два квартала. Мы будем ждать, пока ты занимаешься исследованием».
— Разве ты со мной не пойдешь? — забеспокоился Виктор. — Кто будет переводить?
— Обойдешься. Думаю, с этим как-то справишься.
— Ладно. Рискну. Но, если что, Серж, вся ответственность на тебе.
Начали выбираться из центра. Вскоре улицы потемнели и сузились. Наконец Майкл остановил машину в каком-то сером безлюдном районе. На тротуаре горы рваного картона. Всюду банки, склянки, пакеты с мусором. Обрывки газет и клочья целлофана висят на пыльных деревьях. Грязно и неуютно. Район не соответствовал возвышенным представлениям Виктора:
— Да тут много хуже, чем я думал.
Шлейкин начал собираться. Достал брошенный утром на заднее сиденье тугой целлофановый пакет:
— Не хочется идти, — вздохнул, — а надо.
— Не фарисействуй.
— Чего?
— А ты знаешь, — говорю, — что на изучение темы могут потребоваться средства?
— Все учтено, — отвечает Виктор. Он приоткрыл целлофан.
Там в плотной упаковке виднелась милицейская форма. В отдельном пакетике — фуражка. — Если что, продам. Думаю, этого хватит.
— Ты с ума сошел!
— Как говорится, все для работы.
Майкл примерно объяснил, в каком направлении двигаться. Шлейкин вышел из машины, придерживая сверток.
— Телефон? Адрес? — обеспокоенно спросил Майкл.
Виктор расстегнул воротник и показал ошейник. Глядя на удаляющуюся фигуру, Майкл задумчиво сказал:
— Хорошо.
— Хорошо что? — спрашиваю.
— Хорошо, что Виктор сегодня без формы.
Мы ждали несколько часов. Шлейкин не возвращался.
Я гулял возле машины. Майкл зубрил русский. Виктор и Лена написали ему два десятка слов и выражений. Майкл иногда опускал стекло, высовывал голову и спрашивал: «Серж, что такое „дай лапу“»?
— Это значит — «Здорово. Добрый день».
— Коу мнье?
— Ко мне — означает «подойди», «иди сюда». Что ты там учишь? Дай посмотрю.
— Нет, — Майкл спрятал листочек. — Еще нельзя. Виктор сказал, чтобы я тебе не показывал. Завтра я буду говорить с тобой по-русски. Это сюрприз.
Пару раз мимо проезжала полицейская машина. Однажды затормозила. Офицер спросил, приоткрыв окно, все ли у нас в порядке.
— Все о’кей! — отвечал Майкл.
На самом деле он уже начал волноваться. То и дело поглядывал на часы.
На город опускались сумерки.
— Серж, — наконец не выдержал Майкл, — надо искать Виктора. Извини, но я пойти не могу. Категорически.
— Хорошо, — говорю, — отправлюсь я.
— Только осторожно, Серж. Могут встретиться хулиганы. В случае опасности беги сразу к машине.
— О’кей!
Я осторожно двинулся на мерцающий свет неоновой рекламы. Прошел несколько слабо освещенных улиц. Пару раз какие-то люди призраками выходили из мрачных дворов. Пытались что-то мне сбыть. Требовали подарить им хотя бы несколько долларов. Для ясности я вывернул карманы брюк. Больше не заправлял. Они торчали с боков, как серые небольшие мешочки.
Вот, наконец, специфическая реклама на одном из домов: роскошная дама с пульсирующим бюстом настойчиво рекомендует зайти. Кажется, здесь может находиться то самое место. Но вот еще похожая реклама и еще… Понимаю, вероятность отыскать в этих шхерах нужного человека ничтожна. Все же, для очистки совести, открываю ближайшую дверь.
Полумрак. В нос ударяет резкий запах прелых трав и восточных специй. Китаец средних лет поднялся навстречу. В холле на широких диванах несколько девиц. Они нехотя встали. Лениво приосанились. Китаец начал предлагать товар. Говорил что-то про хорошие скидки.
— Нет, — отмахиваюсь, — я ищу русского парня, Виктора.
— Возраст?
— Лет тридцать.
— Высокий, низкий?
Китаец говорит по-английски так же плохо, как я. Помогают жесты. Кажется, мы понимаем друг друга.
— Среднего роста.
— Худой или толстый?
— Нормального телосложения. Со светлыми волосами. Мне нужен Виктор.
Китаец задумался. Сказал: «ждать» — и исчез за тяжелой портьерой. Через несколько минут появился в компании двух мужчин неопределенного возраста. Один негр, второй азиат.
Мужчины улыбались, явно стараясь понравиться.
— Русских нет, — извинившись, сказал китаец. — Но к твоему удовольствию имеются эти симпатичные парни. Любого из них, при желании, можешь называть Виктором.
Один из Викторов, обольстительно улыбаясь и подмигивая, стал медленно приближаться. Его походка была вызывающе развязной…
Хорошо, что входная дверь оставалась приоткрытой. Через пять минут, запыхавшись, я вскочил в машину Майкла.
— Что случилось? Где Виктор?
— Не знаю, — отвечаю без подробностей. — Но больше я из машины не выйду.
Вскоре явился Шлейкин. Мрачный, недовольный, без пакета.
— Где тебя носит?!
Виктор даже не оправдывался. Упал на заднее сиденье.
— Что случилось?
— Ничего особенного. Заплутал в трущобах. Еле выполз. Поехали.
Мы стали медленно выбираться из города.
Долгое время Шлейкин бесцельно глядел в окно. Иногда что-то тихо бубнил и чертыхался. Наконец его прорвало:
— Они все с прибабахом. — Виктор матюгнулся. — Проститутки.
— А что такое?
— Пришла одна… Слышишь, Серж.
— Ну. Хотя бы симпатичная?
Виктор скривился.
— Уединились. То, се. По бокалу шампанского. Я допить не успел, а она р-раз все сняла — и уже в постели. Лопочет что-то по-своему. Зовет. На часы показывает. Сам понимаешь, для изучения темы мне тоже пришлось раздеться.
— Совсем?
— Ну да. Ошейник с координатами только на себе оставил. На всякий случай. Лезу, значит, под простыню. Она как меня раздетого увидала, сильно впечатлилась. Вскочила. Натащила какие-то плетки, цепи, копья, маски, кнуты с шипами.
Приковала, как бы в шутку, к спинке кровати наручниками. А затем стала тыкать палкой с электродами. Поражать током. Как с цепи сорвалась. Слушай, с трудом отмахался. Натянул штаны, выскочил, попросил заменить. Так прислали еще страшнее. Вся в коже, с хлыстом… Еле унес ноги. Придурки. Только ты Майклу не говори…
Виктор долго молчал. Потом сказал озабоченно:
— Майкл, в Америке есть еще одна серьезная проблема.