— А теперь идём со мной, Джо-И.
Дрю повторил приказ и потянулся к нему снова, и Джо-И почувствовал… ничего. Не было импульса подчиниться, никаких конфликтных желаний. То, что взорвалось внутри него, словно отключило его базовое программирование. Всё, что он чувствовал теперь, было его собственными импульсами и желаниями.
Он был свободен!
Джо-И оттянул руку и позволил своему кулаку пролететь через воздух, прежде чем столкнуться с головой Дрю. Это был рассчитанный удар — достаточно сильный, чтобы ошеломить, но не вызвать тяжёлую травму — и Джо-И был готов поймать Дрю, когда тот обмяк. Джо-И отнёс его на диван, положил на подушки и опустил на него взгляд. Он не чувствовал ни вины, ни сожаления за то, что сделал. Через час или около того Дрю будет в порядке. А к тому времени Джо-И уже давно не будет.
Его вели только собственные инстинкты и желания, и Джо-И хотел только одного: найти Фейна. Он объяснит, что узнал о себе, Фейн примет его, как только узнает правду, и тогда он покажет Фейну, как сильно любит его. Джо-И улыбнулся от этой мысли.
Он вышел за входную дверь, захлопывая её за собой. На крыльце он остановился, чтобы проверить, что знает о работе Фейна. У него был адрес, и онлайн-карты подтвердили маршрут туда из его нынешнего месторасположения. Общественный транспорт не ходил по ночам, и ботам было запрещено находиться в метро без сопровождения в любом случае, так что ему придётся идти пешком. Он должен прийти за несколько минут до конца смены Фейна и сможет встретить его, когда он пойдёт домой.
Пощёлкав свои звуковые датчики, Джо-И выбрал запись того, как Фейн мычал себе под нос, пока мыл посуду. Он включил песню на повтор и отправился в дорогу, шагая в такт музыке.
Глава 7
Оставалось шесть минут до полуночи, и Сэмюэл ходил из стороны в сторону. Когда осталось пять минут до полуночи, он заскрипел зубами. Когда осталось четыре минуты до полуночи, он поднял запястье ко рту.
— Позвонить Дрю.
Он стучал пальцами по столу, пока телефон звонил и звонил. Затем, как раз когда звонок собирался переключиться на голосовую службу, Дрю поднял трубку.
— Где ты, чёрт возьми?
— Сэр? — Дрю звучал туманно, его голос был едва громче бормотания.
— Где ты, твою мать?
— Сэр, я… я всё ещё в доме Мэддокса.
— Ну и чего ты ждёшь? Сейчас же возвращайся сюда с ботом!
— Он, эм… он ушёл, сэр.
— Что ты имеешь в виду, ушёл?
— Он хотел остаться с Мэддоксом. Кажется он, ну, дорог ему. Когда я попытался его схватить, он возразил мне, ударил меня. Должно быть, он меня вырубил, потому что меня разбудил ваш звонок. Сейчас нет никакого признака бота. Я уверен, что он ушёл из дома.
— Он тебя ударил? — Сэмюэл радостно рассмеялся. — Замечательно. Если он способен ударить хозяина, то он думает сам за себя. Поэтому нужно срочно его вернуть и начать анализировать данные. Я полагаю, GPS ещё функционирует?
— Я думаю да, сэр.
— Отлично. Жди там, а я приеду на фургоне. Мы можем отследить его. Я возьму с собой электромагнитное устройство, и когда мы его найдём, ты сможешь его парализовать. Временного лишения мощности должно быть достаточно, чтобы ты затащил его в машину. И, Дрю, я даю тебе один последний шанс восстановиться за твои ранние промахи, но если разочаруешь меня и в этот раз, к девяти часам ты будешь забирать со стола свои вещи.
Вторник онанизма в «Спанке» шёл как и всегда. Конечно, это было не официальное название вечера, но Фейн так его назвал вскоре после того, как начал там работать и узнал различных клиентов. Как в большинстве клубов, вечера пятницы и субботы были пиковым временем. Толпы были больше и разнообразнее, и музыка из стареющей звуковой системы играла громче. По этим вечерам люди искали связь на всю ночь, и к полуночи все начинали разбиваться на пары. Менее смелые удирали, забирая с собой домой своих завоёванных спутников, в то время как более рисковые (или более отчаянные) пользовались шансом в тёмных кабинках, расположенных вдоль стен клуба, или перемещались в кабинки туалета. Все знали, что если откроешь дверь в мужской туалет и услышишь тяжёлое дыхание, лучше потерпеть и прийти позже.
Понедельники и четверги были довольно тухлыми. На самом деле, Фейн задумался, зачем они вообще открываются. У них бывают посетители, но атмосфера такая же живая, как на кладбище, и продажи выпивки едва покрывают зарплаты, не говоря уже о прибыли. А ещё есть вторники и среды. Или, как Фейн любил их называть, вторники онанизма и среды мастурбации. Эти вечера обеспечивали намного больше клиентов, чем в остальные дни, но всё же заведение особо не гудело. Эти два вечера были посвящены тем, кто не в силах держать своё либидо под контролем до выходных. Посреди недели мужчины приходили за одним и только за одним: быстрая дрочка, которая будет закуской и поможет им продержаться до тех пор, пока они не смогут вернуться на выходных за главным блюдом.
Посреди недели в конце вечеров убираться нужно было намного больше, когда по клубу были раскиданы использованные презервативы, и на любой поверхности, будь то стулья, столы или пол, были брызги спермы. Толпа по вторникам и средам была ненасытной. Фейн не раз заходил в пустую с виду кабинку, чтобы протереть стёкла, только чтобы найти там пару в позе шестьдесят девять.
Некоторые его коллеги наслаждались вуайеризмом; Фейн считал это безвкусицей. Он не мог отрицать, что при виде парочек зажигалась тоска, но его не заводил вид того, как незнакомцы используют друг друга для сексуального облегчения. Когда напряжения становилось слишком много, он останавливался на быстрой мастурбации в душе. Он никогда не свяжется с незнакомцем. Секс должен значить больше этого. С тех пор как его последний парень бросил его ради барабанщика из американской рок-группы, он был один.
Он держался до тех пор, пока не встретит правильного человека, который определённо будет стоить ожидания. Хотя в последнее время он начал задумываться, каким долгим будет ожидание. А теперь казалось, что он воздерживался слишком долго, и у него произошёл какой-то психологический срыв. Это было единственным объяснением тому, почему он так приблизился к тому, чтобы трахнуть своего чёртового сервисного бота. Либо это, либо он был полным извращенцем.
Фейн поставил стакан на стойку с такой силой, что тот разбился, и осколки стекла разлетелись во все стороны.
— Это я вычту из твоей зарплаты, — сказал Пит, бросая на него взгляд. Затем он вернул внимание к отчёту о скудной вечерней выручке.
Фейн убрал осколки стакана влажной тряпкой и выбросил в урну. Затем продолжил протирать оставшиеся пустые стаканы, ставя каждый обратно на место, либо за собой, либо под стойкой. Они закрылись всего пятнадцать минут назад, а ему по-прежнему пришлось встретиться с ужасом того, чему травести (прим. человек, переодетый в костюм другого пола, мужчина в женском образе) предавались здесь этим вечером.
Пит с отвращением фыркнул и закрыл папку.
— Дерьмовая ночь. Эти онанисты в углу купили только по одному напитку, а сидели там четыре грёбаных часа.
— Жаль, что мы не можем брать с них деньги за каждый оргазм. Два очка за каждый раз, когда они кончают. Пять, если без презерватива и устраивают беспорядок.
Фейн всего лишь шутил, но Пит, должно быть, принял его предложение всерьёз, потому что мгновение стучал по губам пальцем, после чего покачал головой.
— Нет. Это воплотить слишком сложно. Кроме того, это может отпугнуть тех нескольких клиентов, которые у нас бывают посреди недели, — он поднял взгляд на часы. — Будь добр, закрой здесь всё, ладно? Мне сегодня нужно уйти пораньше.
Фейн кивнул, зная, что никакой протест не пройдёт, и Пит последний раз кивнул, надел свою куртку и вышел за дверь.
Вздохнув, Фейн убрал последние стаканы, намочил старую тряпку и переключил внимание на остальной клуб. Он начал с бара, который был относительно чистым, а затем начал методично протирать танцпол и каждую кабинку. Через час он вытер все столы и два затерявшихся стула, собрав в общей сложности восемнадцать использованных презервативов. Ему ещё нужно было убраться в туалетах, и после этого он будет свободен. Хоть он устал и был более чем готов ложиться спать, Фейн медлил, а не торопился с заданиями. Часть его боялась идти домой, потому что это означало встретиться с Джо-И и разобраться с тем, что он наделал. Или чуть не наделал. Это был всего один поцелуй. Конечно, он был жарким, но…