Провъ Семенычъ помолился на образа, однако съ мѣста не трогался, а переминался съ ноги на ногу.
— Надо полагать это тебѣ за молитвы матери твоей, продолжалъ онъ: потому она у тебя женщина благочестивая и богомольная.
— Ужь, кажется, я завсегда денно и нощно… — вставила свое слово Аграфена Астафьевна.
— Ну, вотъ! Про это я и говорю… Гдѣ-жь ему за его молитвы?… Конечно, за твои…
Провъ Семенычъ, видимо къ чему-то подговаривался и вдругъ произнесъ:
— Достань-ка, Аграфена Аатафьевна, водочки. Выпить на дорожку малость слѣдуетъ.
— Ну полно, что за водка безъ благовременія.
— Знаю, что безъ благовременія, да животъ что-то щемитъ, — а ты сама знаешь, нынче время холерное. То-и-дѣло народъ валитъ.
Она съ неудовольствіемъ вынесла графинъ водки и, кусокъ хлѣба. Провъ Семенычъ вылилъ рюмку и повторишь.
— Ну вотъ теперь какъ будто полегче и повеселѣе — сказалъ онъ и вышелъ въ прихожую.
Мать дернула сына за рукавъ и шепнула:
— Коли ежели по дорогѣ отецъ въ трактиры заѣзжать будетъ, такъ ты останови. Нехорошо-молъ, тятенька…
— Будьте покойны какъ за своей персоной слѣдить буду, — отвѣчалъ сынъ.
Отецъ и сынъ вышли на дворъ и стали садиться въ карету. Аграфена Астафьевна смотрѣла на нихъ изъ окошка и говорила:
— А все-таки не хорошо! Невѣсту смотрѣть — и вдругъ безъ матери!
Провъ Семенычъ ничего не отвѣчалъ и крикнулъ извозчику: "трогай"!
Нѣсколько времени отецъ и сынъ ѣхали молча. Отецъ отиралъ платкомъ со лба обильный потъ; сынъ перебиралъ часовую цѣпочку. Наконецъ, отецъ прервалъ молчаніе и началъ читать сыну наставленія.
— Какъ пріѣдемъ туда, такъ держи себя скромнѣе, — говорилъ онъ. — Въ разговоры самъ не суйся, а отвѣчай, что спросятъ.
— Помилуйте, тятенька, да когда-же я? — отвѣчалъ сынъ.
— Ежели виномъ угощать будутъ, такъ не пей.
— Будьте покойны, тятенька. Все будетъ какъ слѣдуетъ.
— То-есть одну-то рюмку можешь выпить, потому одна никогда не вредитъ.
— Зачѣмъ-же и одну? Богъ съ ней! Можно перетерпѣть. Лучше въ другое время выпить.
Они ѣхали по Обводному каналу и выбирались на Петергофскую дорогу. По дорогѣ попадались трактиры, Отецъ глядѣлъ въ окошко и читалъ вслухъ трактирныя вывѣски. То-и-дѣло слышалось: "трактиръ городъ Амстердамъ", "Венеція", "Свиданіе Друзей", "Ренсковой погребъ иностранныхъ винъ". Прочитавъ съ десятокъ вывѣсокъ, отецъ кивнулъ на какой-то трактиръ съ пунцовыми занавѣсками въ окнахъ и сказалъ:
— Въ этомъ трактирѣ органъ чудесный. Селиверстъ Потапычъ сказывалъ.
— Нынче, тятенька, вездѣ органы прекрасные, потому въ этомъ вся выгода, отвѣчалъ сынъ.
Отецъ умолкъ, но подъѣзжая къ слѣдующему трактиру, опять заговорилъ:
— А вѣдь брюхо-то у меня все еще щемитъ. Ей-Богу! Даве выпилъ водки, такъ думалъ, что уймется, анъ нѣтъ, не унялось. Думаю, не хватить-ли еще рюмочку съ бальзамцемъ?
— Ну, полноте, тятенька! Что такъ зря пить! — увѣщевалъ сынъ. — На мѣстѣ выпьете. Вѣдь ужъ тамъ, навѣрняка угощать будутъ.
Отца покоробило.
— Эхъ, дурья голова! Да нешто я подумалъ-бы объ водкѣ, кабы не холерное время. Холера теперь — вотъ въ чемъ дѣло. Ну что за радость, какъ ноги протянешь?
— Не протянете, Богъ милостивъ.
— Нѣтъ, ужъ ты тамъ какъ хочешь, а я выпью, потому-что что-то даже въ бокъ стрѣлять начало.
Провъ Семенычъ высунулся въ окошко и закричалъ извозчику: "стой! стой"!
Сынъ началъ его уговаривать.
— Тятенька, бросьте! Ну что за радость хмѣльнымъ пріѣхать?
— Съ одной-то рюмки? Да что ты бѣлены объѣлся, что-ли? Наконецъ, какой ты имѣешь резонъ меня останавливать? Нешто ты не чувствуешь, что я тебѣ отецъ? Хочу выпить и выпью.
— Воля ваша, какъ хотите, а только маменька, знаючи вашъ нравъ, просила васъ не допущать.
— Дура мать-то твоя да и ты-то дуракъ! Благодари Бога, что я въ духѣ, а то-бы не миновать тебѣ трепки. Подожди меня въ каретѣ, а я сейчасъ выду.
Карета остановилась. Отецъ вышелъ изъ кареты и отправился въ трактиръ, а сынъ остался въ ней дожидаться его.
Прошло минутъ съ десять, а отецъ все еще не показывался.
"Ну, застрялъ тятенька! Пойдти полюбопытствовать на него, да посмотрѣть нельзя-ли какъ нибудь его выманить", подумалъ сынъ и хотѣлъ уже отправиться въ трактиръ, какъ вдругъ къ окну кареты подбѣжалъ трактирный служитель съ салфеткой на плечѣ.
— Васъ въ заведеніе требуютъ. Пожалуйте-съ… — проговорилъ онъ, ради вящей учтивости, проглатывая слова, и отворилъ дверцы кареты.
Сынъ отправился въ трактиръ и вощолъ въ буфетную комнату. Около буфета стоялъ Провъ Семенычъ. По лицу его было видно, что онъ уже успѣлъ хватить не одну съ бальзамчикомъ, а нѣсколько. Онъ размахивалъ руками и велъ прежаркій разговоръ съ буфетчикомъ. Завидя входящаго сына, онъ крикнулъ: