— Рад приветствовать вас во Дворце! — крикнули они одновременно.
Клара чуть не подалась вслед за кормительницей: оказаться между «коварной бестией» и слишком дотошным «римлянином» — не очень-то здорово. Однако не сожрут же они гостью на виду у всех? Заставив себя улыбнуться тому и другому, спросила:
— Надеюсь, вы не очень ушиблись?
— Нет!
— Нет!
— Ну и где ваши мастера ногтевого сервиса? — уточнила она у Тиралика.
Но бородатый подскочил первым и бархатным голосом запел:
— Косметика — это по части веятелей, Повелительница.
Он поклонился, взял Клару под руку, повлёк в лифт.
— Я — глава касты веятелей, Навудон-шу, и лорд-президент — да, сегодня ещё я, уважаемый Тиралик-да, так что идите и разберитесь лучше с транспортной ситуацией в своём Секторе — хотел бы представить вам лучшего мастера-лицедела Палат, прошу сюда — и нечего за нами таскаться, займитесь делами ваятелей, Радарог знает что такое, не проедешь — но перед нанесением покрытия не желали бы вы посетить наши Умягчающие Термы с каскадом саун и спа-гротами — нет, ну как член Совета вы же обязаны мне подчиняться, умерьте свою наглость-то!
Двери лифта захлопнулись перед римским носом. Клара с Навудоном-шу спустились на пять этажей, в зал со множеством створчатых дверок. Здесь обволакивали тепло и влага, пахло цитрусовыми, можжевельником, а барельефы на стенах пытались передать все позы, которые не могут принять люди с обычной растяжкой.
За одной из дверей Клару окружили девушки в фиолетовых платьях. Все имена кончались на «шу»: девушки были веятельницами. Однако главу веятелей вежливо выпроводили.
Потрескивание раскалённого дерева, сухой жар проникает в кожу, она приятно покалывает. Ещё минутку потерпеть, пока тепло доберётся до самых косточек, пока весь жир на бёдрах не нагреется и не уйдёт, ещё чуть-чуть… От груди разливался холод: две капсулы с «маслом глазков шиа» спасали эту часть от похудения. Наверное, «шиа» — это всё-таки растение, а не животное.
Слева, в дальней стене, загудел телефон. Пусть хоть обзвонится.
Клара была трусихой, даже малышкой визжала громче всех во дворе, увидев паука. Но она старалась стать сильнее, стать, как Доктор — не тот, не теперешний смешной старик, — как настоящий Доктор. Который рушил империи, повергал в бегство вражеские союзы, сражался веками на Трензалоре. Сражался без неё. И Клара ненавидела его за жизни, прожитые раздельно, за никчёмную, чудовищную заботу, и всячески мстила — этому, сегодняшнему. А бабочка и квадратный подбородок оставались вечной любовью.
Звонок оборвался.
Плечи жгло, икры горели; она поняла, что больше не выдержит, и разжала кулак, погладила пальцем гранёную бусину.
«Пш-шш» — включились форсунки между досками, со всех сторон ударила ледяная вода, изгнала жар. Клара вскрикнула от наслаждения — и вскочила, нырнула через восходящий поток тёплого воздуха в сухую зону, на изогнутую лавочку. Здесь, за пневмозамком, окружала прохлада, пахло хвоей. Из стены выехала ячейка с телефоном, двигаться было лениво, но пришлось взять его, уронить на колени. Лавочка подстроилась под затылок, обтекла его твёрдой поверхностью, внутри размеренно шумело, как будто море, медленно, неторопливо, у-шшуур, у-шшуурр… По телу волнами катилась нега, тянуло в сон. Как же хорошо…
Что больше всего ценят иллинойцы? Оказывается, темноту. Город строился из светящихся плит, если хочешь отдохнуть от сияния — зови веятеля, который покроет плиты слоем краски. В Матовом Дворце ни одна поверхность не светилась, кроме люстр и бра. Сауну Умягчающих Терм обили натуральным деревом, здесь обволакивала тьма — величайшая роскошь.
Слишком приятно сидеть и не думать о странном способе иллинойцев создавать вещи из воздуха, о каком-то заговоре, о том, что Доктор беспокоится и надо бы возвращаться…
За дверью раздалось шлёпанье множества ног, сдавленные смешки, звяканье вёдер: видимо, там вытирали пол возле бассейна. Девчачьи голоса переговаривались шёпотом, отдававшемся в большом зале:
— Вот бы её запечатлеть и в наросеть, представляешь, аккаунт взлетит?
— Если ты такое учудишь, Навудон-шу сам лично распылитель отберёт, до ста лет будешь тряпкой орудовать.
— Все только и пишут о галлифрейском корабле! Сабриана-ма выложила свой образ с ушами и розовой пудрой на щеках, а Лапатиана даже руки в белый покрасила.
— Ого, я тоже ушки хочу! Магноли-шу сделает, как ты думаешь?
— Наши вряд ли смогут, к ваятелям надо идти…
— Чего сложного, я сама такие слеплю.
— Да, ты слепишь — оладьи подгорелые, можешь потом в ТОП-треш образ отправлять, прямиком в финал.
— Ой, девчонки, девчонки, у Ржавича-шу вчера была дуэль в квартале Кормителей!
— С кем ещё, третий раз за четыре дня? Давай втыкай распылитель, вон проектор — глянем, пока никого нет.
Клара поднялась, завернулась в простыню и тихонько приоткрыла дверь.
Возле бассейна сгрудились четверо юных иллиноек в серых балахонах. У них под ногами действительно стояли металлические вёдра, на полу светящимися лужицами валялись тряпки.
Над водой мерцала голограмма: оплетённое пышными водорослями здание, перед ним двое мужчин расходятся в противоположные стороны, чеканно ставят ноги, считают шаги. Один, низенький, сам меньше собственного плюмажа на шлеме, был Кларе знаком: тот стражник с маслеными глазами, который пытался задержать их «креветку». За кадром вещал встревоженный блогер:
— Смотрите, смотрите, противники заняли позиции, та-ак, оружие у каждого из них тяжёлое, даже не знаю, кому ванговать. Слыш, Наклир-ма! Встань в профиль, и катану подними над головой — о, зачёт, отличный лук! Ржавич-шу, может, зубы хоть оскалишь? Эй, ты чуть ноги мне не снёс своим мечом, нет, вы видели?!
Стражник выплюнул несколько слов, явно не для леди, скакнул вбок.
Блогер завопил. Изображение дёрнулось, перевернулось, показались уходящие ввысь разветвлённые башенки — и всё пространство над бассейном заняли растопыренные корявые пальцы, большой и указательный, с чёрными обгрызенными ногтями.
— Фуу! — разом завопили девчонки и отвернулись. Самая тоненькая заметила Клару, толкнула по очереди подруг. Скользя, чуть не падая, подскочила к овальной тумбе, выдрала распылитель — картинка пропала. Остальные уже бухнулись на колени, остервенело заорудовали тряпками, боясь поднять глаза.
На полу не было плитки, он блестел единой поверхностью; чтобы не поскользнуться босиком, приходилось ступать по шершавым выпуклым изображениям ихтиозавров, кистепёрых рыб и кальмаров с закрученными раковинами.
Клара подошла к тонкой девчонке, тронула её за плечо и спросила:
— Как тебя зовут? Зачем ты хотела меня запечатлеть?
Та отшатнулась, закрылась светящейся тряпкой, выглянула из-за неё — и пролепетала:
— Амика, донна… Подмастерье… Вы слышали? Через бассейн и закрытую дверь?..
Сзади раздался надтреснутый голос:
— А ты как думала, разиня? Галлифрейский слух в десяток раз острее нашего, у донны Леди Клары для того приспособы имеются, по бокам от головы.
К ним подошла пожилая, но очень ухоженная женщина в фиолетовом, со строгим лицом и пучком на затылке; тыльные стороны её ладоней и левую ногу покрывали коричневые пятна. Она представилась как «младшая ученица Оврека» и запричитала:
— Закутайте волосы-то, простынут! Позвольте, донна-леди, проводить вас к Жемчужному Водопаду Юности? Потом очень советую подтягивающие процедуры с живыми наутилусами, вулканический массаж стоп и фруктовые ванны с аромамаслами…
— Хорошо, — согласилась Клара и подмигнула девчонкам: — Пошли вместе!
Оврека поначалу чуть не захлебнулась негодованием: «Подмастерья? Им не положено, никогда, мне тоже не положено!..» Но уже через десять минут уговоров сдалась, и теперь тихо, словно самозванец, прижалась в углу перламутровой раковины-джакузи.
Скинув балахоны, послушницы остались в костюмах, состоящих из разноцветного тонкого напыления, которое слегка прикрыло только некоторые участки тела. Девчонки болтали голубоватыми ножками среди бурлящих струй и обсуждали Бал Мастеров, который готовился в Зале Мотыльков.