Вдруг воздух справа затрещал, словно от жара. Жнец закувыркался в воздухе.
Она закрыла локтями голову, сгруппировалась и спрыгнула. Удар о песок пришёлся на бок, перекатилась. Вскочив, заметила бурую стену справа; слева — то же самое. Растут, подступают. Нехорошо.
Когда передатчик работал, Грейн видела, как Джон чистит от смолы и осколков Зал Контроля, погрузив руки в синие кристаллы Интуитивной панели. Вот что теперь происходит: чистка. Лазутчицу растворят, как обломки мебели.
Грейн ринулась вперёд. Невидимые ладони скребли по пустыне, поднимали пыль, смыкались. Бурые валы накатывали с обеих сторон.
«Успею!» — решила, поднажав. Главное, забраться на вершину бархана, съедешь с неё — и у реки, а там уж буря не достанет. Ноги увязают, даже сквозь яловые сапоги слышится жар, ветер обжигает, бьёт наотмашь по скулам, засыпает глаза. Песчаные накаты расчерчивают песок полосками, нетронутые, обманные. Как провалишься по шею…
Вот уж близко острая тёмная каёмка, за которой желтеет воздушный простор с половинкой луны.
Бурые стены придвинулись, вознеслись до небес, сомкнулись над головой аркой. Грейн прыгнула к вершине — и чуть не угодила в третий бурый вал, возникший впереди. Она на лету отклонилась влево, упала. С трудом поднявшись, выплюнула песок и проорала:
— Три ладони?! Нечестно, ты всегда играешь нечестно! Краплёная колода.
— Извини, но это моя колода, — раздался внутри черепа тихий голос. От того, насколько он был грустным и утешающим, мороз продирал: так разговаривают с приговорёнными, Грейн очень хорошо знала. Уже всё решил, значит.
— Погоди, Джон! — закричала она, не обращая внимания на хлещущие песчинки. — Я же нужна тебе. Адаптер, понимаешь? Через меня ты получаешь доступ к Древу, перед тобой — все его знания, любой навык из сотен вселенных, даже из тех, в которые ты никогда не попадёшь. Можешь приковать меня, если не веришь, что больше не убегу. Зачем кидаться такими возможностями?
— Мне своих знаний хватает.
Ветер гудел кругом, накрывала мгла. Грейн расставила ноги пошире, развязала мешочек-кошель, достала запасённое устройство, генератор силового щита в форме тора, и включила. Раскалённый воздух пополам с пылью рвал лёгкие — но застыл, окружённый полем.
Буря налегла. Со лба катились холодные капли, сбивчивое дыхание никак не выравнивалось. Сдаваться нельзя. Нельзя утратить память служительницы креста Греты и девочки из пятьдесят второго века Тирейн, её грандиозные открытия в области инопланетной брони и маскировки. Да ещё и знания о Повелителях Времени, технология ТТ-щитов! Бесценные сокровища. Они должны попасть в Древо.
Но отпустит ли Джон лазутчицу с награбленным? Сомнительно.
Силовой барьер дрожал, его сминала мощь в сотни раз превосходящая возможности человека. Каков шанс у соломинки устоять перед крушащей волной? У былинки — перед тоннами воды?
«Аве, Дева Пречистая», — зашептала Грейн. Услышит ли Пресвятая? Есть ли посмертие для отпечатка души?
Закончить молитву не дали: на силовой барьер навалился новый шквал, устройство задымилось — и взорвалось.
Ногу пронзило ошмётками проволоки, Грейн рухнула на колени, вытащила и выставила перед собой мизерикордию, держа за лезвие: тоже крест. Гудящее марево лизнуло кинжал — и тот исчез, как не было. Однако буря не поглотила лазутчицу, остановилась на локоть от тела. Почему не стирает?.. Внутри черепа снова раздалось тихое:
— Я взгляну на твоё прошлое, можно? Расслабься, пожалуйста.
Она словно оказалась внутри вихревого кокона. Из пространства кругом зазмеились блистающие жгуты, потянулись со всех сторон, ударил свет, он ослеплял. Грейн обхватила себя руками, напрягла плечи. Один из жгутов прошёлся вдоль спины, между лопаток, и с хрустом продавил кольчугу, куртку, врезался под кожу, вошёл дальше.
Грейн захрипела, широко распахнув глаза; рот наполнился горячим, солёным, кровь запятнала сюрко. Потом резанула боль. Жгуты вонзились в предплечья, в бёдра, в основание шеи, щупальца впивались с разных сторон и вкручивались до самых глубинных воспоминаний.
Она снова маленькая. Ночь, идёт дождь пополам со снегом, а она стучит в дубовые доски, в огромную дверь. Ручка — голова льва, кажется, вот укусит, а Грейн стучит.
И — шаги. Дверь приоткрывается, веет хлебом. Из щели выпрыгивает легавая, лай оглушает: бежать, бежать! Но твёрдая рука с колючими мозолями хватает за локоть, и мужчина склоняется, подносит ближе свечу. За огоньком — бородатое лицо с широким носом, страшное лицо. Вдруг что-то щёлкает, человек становится таким знакомым, словно многие года укладывал спать. Грейн шепчет: «Отец!» Её пускают внутрь…
Воспоминания переключились.
…Бочка, в которой Грета — да, тогда ещё Грета — пряталась и смотрела через дырочку от выпавшего сучка, как старшего брата, Генриха, учат фехтовать…
Бегство Генриха, которого отец хотел сделать рыцарем Тевтонского Ордена. Болезнь отца. Поездка Греты в мужском костюме в Пруссию. Обет вечного служения Деве Марии.
…Внутренний двор замка Мариенбург, дым и порох, осёдланный конь взрывает копытами солому, хрипит, протаскивает всадника, застрявшего ногой в стремени, а тот висит кульком…
Щупальца проникали всё глубже, не задерживаясь, взламывали один замок за другим, лезли в самое глубинное, сокровенное. Вся её жизнь сейчас неслась лавиной, и невозможно задержать, и не скроешь постыдное.
…Келья, уставленная сундуками, на столе горит свеча в черепе, бликует серебряная оправа. Грета докладывает хаускомптеру Конраду о том, что братья следующей ночью готовят самоволку в город, к девкам…
— Нет, отстань! — закричала Грейн.
Ей не хотелось кому-либо показывать, как выведывала и доносила, как часами держала фонарь, пока брат Конрад пытал литвинов. Как в неполные пятнадцать лет стала мастером по броне, собрав грешки предыдущего и вывалив их перед начальством.
Но закрыться от Повелителя Времени оказалось невозможно — ментальные барьеры лопались, словно пёстрые скорлупки в гнезде малиновки. «Никакое дело, совершённое во имя Ордена, не является грехом» — фраза Бернара Клеворского, «Покайся, и тебе проститься», как говорил капеллан, «Неси Истинную Веру, не боясь испачкаться», вещал комтур…
Только обычные оправдания не работали. Даже щиты молитв осыпались сухими лепестками под нажимом жгутов, которые проникали в самую суть Грейн, и ничем её уже не прикроешь.
Так вот он — Страшный Суд! Нет ни Рая, ни Ада. Лишь Суд. И Рай, и Ад — в нём.
…Замок осаждён. Грета ведёт отца Антонио по туннелю под рекой Ногат, нужно передать письмо с просьбой о подкреплении. Пять братьев спотыкаются о камни, то и дело врезаются башками в кирпичную кладку. Ругают провожатого, шутят, мечтают о смальце и шлюхах. Странная находка, проклятое золото, друзья один за другим превращаются в железных призраков…
Это уже потом Грейн поднимет архивы ЮНИТа и узнает истинное имя того подземного кошмара: киберлюди.
— Стоп! — оборвал Джон. Свет вспыхнул сильнее, зажмуренные веки не помогли — солнце пылало внутри черепа. — Киберлюди в польских подземельях конца четырнадцатого века? Почему я об этом не знаю?
Новые жгуты ввинчивались в грудь, в лоб. Грейн сжала зубы, чтобы не унизиться до крика. О, стало интересно? Не дави, не дави, сама расскажу.
«Фед подобрал золотую гривну, но то оказалась свернувшаяся мокрица из металлических пластин. Её отпечаток был в сколе камня, оплавленного, чёрного — скорее всего, личинка киберчеловека скрывалась внутри метеорита. С ним и попала на Землю».
— Говорил я Императору — дурацкая идея взрывать планеты! — проскрипело внутри. — Куски разлетаются, за каждым не уследишь.
«Мокрица укусила Феда, тот начал есть камни и превратился в киберчеловека».
— Есть камни? А, понятно: надо быстро построить кибертело, да не из чего. Хотя и в камнях немного металла.