— Вот блин.
— Не хочу, чтобы ты прошла здесь босиком. Я еще не готов увидеть тебя с плавниками.
Меня с плавниками. Как он мог это сказать так беспечно? А если бы мы пошли купаться, и он бы увидел мой хвост? Держу пари, он не говорил бы так, после этого шоу уродцев.
— Поверь, это некрасиво, — посмотрев вниз, на свои ноги, я увидела, что край его белого пальто был в грязи. Добавился еще один пункт в списке: «почему он должен меня бросить». — Я испортила твой пиджак. Я очень сожалею.
— Ничего страшного.
— Да, конечно. Уверена, почистить его стоит целое состояние.
Он отнес меня наверх в мою комнату, не сказав ни слова, и посадил на мою кровать.
— Ты должна одеться. Нам нужно поговорить.
— Хорошо.
В горле образовался комок, как только он вышел из комнаты. Он бы мог порвать со мной после такого? Конечно, мог. Зачем такому человеку как Ровнан девушка-полурыба?
Я переоделась в свой любимый сарафан, надеясь, что это прибавит мне уверенности, и позвала его обратно в комнату.
Он расслабился, когда я вернула ему пальто. Ровнан скользнул руками в тяжелые рукава, хотя в доме было душно, и успокоился.
— Яра, я должен тебе кое-что сказать.
Вот оно. Я собиралась потерять его, потому что нахальный плавник сделал из меня уродца природы.
— Садись, — он выдвинул стул из-под трюмо.
— Нет, спасибо. Я лучше постою.
Даже если я не могла быть сильной внутри, я могла создать видимость этого снаружи. Никогда не позволяй им видеть себя уязвимой. Один из немногих полезных уроков моей матери.
— Ты многого обо мне не знаешь. Вещи, о которых не мог рассказать тебе раньше. Сейчас, когда ты обратилась, ты должна узнать. Все изменится между нами и — я не знаю, как это сказать.
Тогда не говори, мысленно умоляла я. Останься со мной, даже если я монстр.
— Просто скажи это.
— Я — Селки.
Даже не близко к тому, что я ожидала:
— Кто?
— Селки.
Селки, Селки, Селки. Знакомое слово срикошетило от моего мозга, будто я должна знать, что это значит, но ясного ответа или представления об этом не появилось…
— Повтор слова не объяснит его значения.
— Селки это… Мы морские создания, которые превращаются в людей. В воде мы наполовину тюлени.
Я сдерживала смех:
— Ты решил так посмеяться надо мной?
Его челюсти напрягись, и он провел рукой по своей эспаньолке:
— Нет, клянусь, это правда.
Я была озадачена. И смотрела на него, не моргая.
— Яра?
— Хочешь сказать, что ты как русал, но вместо рыбьего хвоста у тебя хвост тюленя? — он кивнул. — Так не бывает.
Он снова кивнул:
— Уверяю тебя. Подобных вещей много.
Я невольно покачала головой. Он, должно быть, шутит. Никогда, ни за все время моего домашнего обучения, ни в историях, рассказанных мне отдыхающими или лодочниками, я даже не слышала и не читала о таких существах.
Он взял мои руку и положил ее на свое пальто:
— Это пальто, как кожа для меня. Оно помогает моей крови оставаться холодной. Быть Селки, значит, жить в холоде. Без нашего пальто и еще некоторой защиты, мы бы погибли, особенно здесь, в теплом климате.
— Мы?
— Мой вид.
Мои пальцы сжали мягкий белый мех. И как я ни разу не спросила, почему он носил меховое пальто в жаркой Флориде? Почему никто из всех, кто его видел, этого не спросил?
— Есть много таких людей как ты?
— Конечно.
Он сказал это язвительно, будто таким как я, было странно не знать о людях-тюленях.
— Неделями ты рассказывал мне, как сильно ненавидишь русалок. А сейчас говоришь, что один из них?
— Мы не похожи на русалок. Ты и я очень отличаемся друг от друга, но это не изменит моих чувств к тебе.
Я старалась сообразить. Значит ли это, что мы могли быть вместе? Мы оба были из вида полуморских, полуземных существ. Это бы нас сблизило или отдалило бы друг от друга? Ровнан никогда не брал меня в свой дом, не представлял меня своей семье или друзьям. Его загадочность тогда казалась мне клевой, но сейчас я поняла, почему он был таким скрытным.
— Ты, правда, живешь в Кей Вест?
— Да. Об этом я не соврал.
— О чем ты еще не соврал?
Мои ноги задрожали, а сердце застучало так сильно, что я чувствовала его в горле, а Ровнан казался спокойным.
— Ты никогда не спрашивала, являюсь ли я селки.
— Я не знала, что они вообще существуют! Зачем бы мне тебя об этом спрашивать?
— А если бы я рассказал, что бы ты сделала? Разозлилась? Перестала бы со мной разговаривать?