Медные листья обрамляли мои руки, будто рукава, соединяясь с лабиринтом произведений искусств, которые простирались по моей груди и заканчивались чуть ниже моего живота.
Золотой хвост лежал, вытянувшись, передо мной в том самом месте, где должны были быть мои ноги.
Я вцепилась в него пальцами, ожидая боли, которая пробудит меня ото сна, но вместо этого почувствовала, как скользкие чешуйки вонзились мне под ногти.
Я коснулась живота и предплечий, но моя золотая кожа, если ее до сих пор можно было называть «кожей», больше не была похожа на человеческую — она была слишком шелковистой, слишком скользкой. Это напомнило мне то время, когда мы с дядей гладили скатов в аквариуме.
Я взмахнула головой назад, потом вперед пытаясь понять, что создало мое воображение.
Я посмотрела вверх, вниз, из стороны в сторону, но вода заставляла меня двигаться в замедленном темпе.
Недостаток солнечного света давал понять, что я находилась глубоко на дне океана, но по каким-то причинам я могла все отчетливо видеть.
Растения, окрашенные в яркие оттенки фиолетового, зеленого и желтого, раскачивались взад и вперед. Кораллы в неоновых оттенках розового, оранжевого и синего вытягивались, словно скрюченные пальцы, ловя рыбу, проплывающую вокруг них.
Призрачно-бледный русал, с иссиня-черными волосами и того же цвета хвостом, подплывал ко мне. Он скользил по воде, словно грозный змей, остановившись в нескольких сантиметров от места, где я сидела.
«Знаешь ли ты, где находишься?»
Его слова были ясны, но губы не двигались.
«Я только что слышала его мысли?» — удивилась я.
«Да, именно так мы общаемся.»
Снова его рот оставался неподвижным. Голос был в моей голове. Такое могло происходить только во сне.
«Ты знаешь, где находишься?»
Мои желтые волосы снова всплыли вокруг моего лица. Я оттолкнула пряди прочь.
«Да, я в безумном — хотя и немного прикольном — сне.»
«Сне?»
«Это.» Я указала на все вокруг нас. «Придуманный подводный мир, где люди — наполовину рыбы.»
Он несколько раз моргнул, затем бледные губы расплылись в полуулыбке.
«Уверяю тебя, ты не спишь. Это…» он развел руки в стороны, «…твой новый дом.
Воспоминания о шторме нахлынули на меня: перетаскивание русалочьей панели по дому; незнакомец в низко висящих шортах; ощущение пребывания в трансе; мистер Таинственный Незнакомец говорит, что отведет меня в безопасное место.
Мои руки задрожали. Дыхание участилось так, что у меня началась гипервентиляция1 — за исключением того, что я дышала водой, что должно было быть невозможным. Я почувствовала легкое головокружение, словно меня могло унести течением.
Вода, окружавшая меня, казалось, пульсировала в такт каждому удару моего сердца. Я вцепилась в камень, находящийся подо мной, пытаясь ухватиться за что-то твердое, что-то реальное.
— Нет! — закричала я, ударяя руками по скале. Но мои вопли звучали лишь, как приглушенное мяуканье, а попытки разогнать воду не имели такого же эффекта, как на суше.
Мой парень рассказывал мне ужасные истории о русалочьем народе.
Он говорил, что они похищают людей и стирают их воспоминания, затем используют их как игрушки. За прошедшую неделю он несколько раз заострял на этом тему, предупреждая меня, держаться от них подальше.
Я думала, таков был его способ насмехаться над навязчивой коллекцией искусства моего дяди. Русалочьего народа не могло существовать. Люди не живут под водой!
Я сделала несколько глубоких вдохов, проверяя, действительно ли могу дышать под водой. Это был не сон.
Это происходило на самом деле. Но принять это — было бы безумием. Я сошла с ума? Могло ли это послужить объяснением?
По словам Ровнана, русалочий народ был коварным и подлым.
Парень, плавающий передо мной, действительно подходил по описанию. Меня и вправду похитили и превратили в монстра? Если так, то я не сдамся без боя.
«Ты нормально себя чувствуешь?» — спросил Жуткий Парень.
«Конечно, нет! Я русалка, а ты водяной, который меня похитил.»
Его глаза расширились. Возможно, он думал, что заслуживает большего уважения, но, как и моя мама, я не умела контролировать свой характер.
«Что такое водяной?» — спросил он.
«Козёл, но изготовленный по специальному заказу.»
Он покачал головой:
«В этом нет даже анатомического смысла.»