- Как всегда. Всё - от времени прибытия до положения трупов.
- Долго ли отец оставался жив?
- Около десяти минут.
Мик перенес вес тела на одну ногу и скрестил руки на своей широкой груди. Еще несколько секунд он молчал, прежде чем сказать:
- Она могла бы позвонить в скорую и тем самым спасти ему жизнь.
- Да, могла.
Мик посмотрел на нее через небольшое расстояние, разделявшее их. На этот раз в его голубых глазах отражалось множество эмоций.
- Десять минут – это довольно долгий срок для жены, которая наблюдает за тем, как страдает ее муж. Как умирает, истекая кровью.
Мэдди прошла несколько шагов по направлению к нему.
- Да.
- Кто позвонил в полицию?
- Твоя мать. Прямо перед тем, как застрелиться.
- То есть она убедилась, что отец и та официантка мертвы, прежде чем позвонить.
Мэдди остановилась.
- У той официантки было имя.
- Я знаю. – Губы мужчины скривились в печальной улыбке. – Пока мы росли, моя бабушка всегда называла ее «та официантка». Это просто привычка.
- Ты ничего об этом не знал?
Мик отрицательно покачал головой.
- Моя бабушка не говорила о вещах, которые неприятны. Поверь мне, то, что мать убила отца и Элис Джонс, стояло во главе списка вещей, о которых мы не говорили. – Он перевел взгляд, посмотрев на улицу. – У тебя есть фотографии?
- Да.
- Здесь?
Подумав над ответом, Мэдди решила сказать правду.
- Да.
- Что еще?
- Помимо рапортов полиции и фотографий с места преступления у меня есть интервью, газетные статьи, диаграммы и отчет следователя.
Мик открыл стеклянные двери и вышел на улицу. Исполинские сосны отбрасывали черные тени на террасу, рассеивая приглушенные серые оттенки сумерек. Легкий бриз наполнял ночь запахом хвои и приподнимал пряди волос Мика, падающие ему на лоб.
- Когда мне было около десяти лет, я отправился в библиотеку, думая, что просмотрю старые газетные статьи, но библиотекарем оказалась подруга моей бабушки. Поэтому я ушел.
- Ты видел какие-нибудь отчеты о событиях той ночи?
- Нет.
- Хотел бы на них взглянуть?
Он отрицательно покачал головой.
- Нет. У меня мало воспоминаний о родителях, и если я прочитаю о случившемся той ночью, это разрушит те немногие, которые у меня еще остались.
Она тоже практически не помнила свою мать. Только недавно, благодаря дневникам, некоторые события прояснились.
- Может быть, нет.
Он горько рассмеялся.
- До твоего появления здесь я не знал, что моя мама смотрела, как умирал отец. Не знал, что она настолько его ненавидела.
- Возможно, она его не ненавидела. И любовь, и ненависть – очень сильные эмоции. Люди убивают тех, кого любят, постоянно. Мне это непонятно, но знаю, что такое происходит.
- Это не любовь. Что-то другое. – Мик отошел в темный угол террасы и схватился за деревянные перила. За озером над горами начала подниматься луна, ее совершенное зеркальное отражение появилось на гладкой воде.
– До твоего приезда в город все было похоронено в прошлом, которому и принадлежало. Потом ты начала лезть не в свое дело, рыть носом, и теперь это единственная тема, которую все вокруг обсуждают. Так же было, пока я рос.
Мэдди подошла к Мику, села на перила, скрестила руки под грудью и посмотрела на темный силуэт его лица. Она была так близко, что рука мужчины практически касалась ее тела.
- В отличие от того, что происходило у вас дома, полагаю, твои родители часто оказывались темой для городских сплетен.
- Да, можно сказать и так.
- Поэтому ты и дрался все время?
Он посмотрел ей в глаза и беззвучно рассмеялся.
- Возможно, мне просто нравилось драться.
- А может быть, тебе не нравятся люди, которые говорят неприятные вещи о твоей семье.
- Думаешь, ты меня знаешь. Считаешь, что разгадала меня.
Она пожала плечами. Да, она его знала. Ей казалось, что их жизни в какой-то степени были зеркальными отражениями.
- Я думаю, что жизнь в городе, где каждый знает, что твоя мать убила твоего отца и его молодую любовницу, похожа на ад. Дети бывают очень жестокими. И это не просто избитое выражение, а правда. Поверь мне, я знаю, они могут вести себя подло.
Легкий ветер сдул несколько длинных прядей волос Мэдди на щеку, Мик поднял руку и нежно отвел их от ее лица.
- Что они делали? Не брали тебя играть в кикбол ?
- Меня нигде не выбирали. Я была немного толстой.
- Немного?
- Очень толстой.
- Сколько ты весила?
- Я не знаю, но в шестом классе мне подарили по-настоящему клевые черные ботинки. У меня были слишком большие икры, и застегнуть замок до конца не получалось. Так что я загнула их верх, пытаясь убедить себя в том, что все подумают, будто бы ботинки следует носить именно так. Но дети не были одурачены, и я никогда больше не надевала эту обувь. В тот год меня стали называть Цинциннати-Мэдди. Сначала я была так рада, что они больше не называли меня Толстушкой Мэдди. Потом я узнала, почему они выбрали это прозвище, и больше уже не радовалась.