– Кажется, единственное, что ты можешь сделать, – это высоко держать голову, – вынес он свой вердикт и отхлебнул кофе.
– Разве я смогу? – В прошлый раз, когда они говорили о Мэдди Дюпрэ Джонс, Стив дал ей хороший совет и помог обрести уверенность. – Теперь все по новой примутся пережевывать сплетни о срыве моей матери и о бесчисленных интрижках отца.
– Возможно, но твоей вины в этом нет.
Мэг поднялась и направилась к кофейнику.
– Знаю, но это не помешает людям судачить обо мне. – Она снова наполнила кружки – свою и Стива.
– Да, не помешает, но чтобы они не болтали, говори себе, что лично ты ничего плохого не сделала.
Она поставила кофейник на подставку и прислонилась бедром к стойке.
– Я могу твердить это до умопомрачения, но лучше мне от этого не станет.
Стив оперся на кухонный стол и встал.
– Станет, если ты в это поверишь.
– Ты не понимаешь. Это так унизительно.
– О, я очень хорошо понимаю. Когда я вернулся из Ирака, моя жена была беременна, и все знали, что ребенок не мой. – Он двинулся к ней, почти не хромая. – Мне пришлось смириться не только с ампутацией ноги и крушением брака, но и с тем, что жена изменила мне с армейским приятелем.
– О, Господи, Стив. Мне так жаль.
– Не стоит меня жалеть. Какое-то время моя жизнь была сущим адом, но сейчас все пучочком. Иногда приходится нахлебаться дерьма, чтобы оценить вкус сахара.
Мэг подумала, что это армейская присказка.
Мужчина потянулся к ее руке.
– Но ты не сможешь насладиться сахаром, пока не избавишься от всего дерьма. – Он ласково провел большим пальцем по внутренней стороне ее запястья, и по ее рукам пробежала дрожь. – То, что натворили твои родители, не имеет к тебе никакого отношения. Ты была ребенком. Точно так же то, что моя жена трахалась с моим приятелем, не имеет никакого отношения ко мне. Подумай сама. Если она была несчастна из-за моего отсутствия, могла бы утешиться каким-нибудь достойным занятием. Если твоя мама страдала из-за интрижек мужа, то и с эти можно было справиться иначе. В том, что сделала моя жена, нет моей вины. Так же, как нет твоей вины в том, что учинила твоя мать. Не знаю, как ты, Мэг, а я не собираюсь всю оставшуюся жизнь расплачиваться за идиотские взбрыки других людей.
– И я не хочу этого.
Стив сжал ее ладонь, и прикосновение отозвалось в ее сердце.
– Тогда не поступай так. – Он притянул женщину к себе и положил свободную руку ей на затылок. – Единственное, в чем я уверен – слова и поступки других людей никогда не удастся контролировать.
– Ты говоришь, как Мик. Он думает, я не могу избавиться от прошлого, потому что зациклилась на этом кошмаре. – Мэг прижалась лицом к ладони Стива.
– Может быть, нужно, чтобы в твоей жизни появилось что-то, способное отвлечь тебя от воспоминаний.
Когда Мэг была замужем за отцом Трэвиса, она не позволяла прошлому обрести над собой такую власть, как сейчас.
– Может быть, тебе нужен кто-то рядом.
– У меня есть Трэвис.
– Помимо твоего сына. – Он опустил голову и пророкотал прямо у ее губ: – Ты красивая женщина, Мэг. В твоей жизни должен быть мужчина.
Она открыла рот, чтобы запротестовать, но все слова вылетели из головы. Так невероятно давно ни один мужчина не называл ее красивой. Так много дней она не ласкала никого, кроме сына. Она прижалась губами к губам Стива, и он поцеловал ее. Казалось, этот теплый нежный поцелуй длился вечно на залитой солнечным светом кухне. А когда они все же оторвались друг от друга, Стив обхватил ее лицо мозолистыми ладонями и прошептал:
– Я очень долго мечтал об этом.
Мэг облизала нижнюю губу и улыбнулась. Сейчас она чувствовала себя красивой и желанной. Словно была чем-то большим, чем официантка, мать или женщина, которой совсем недавно стукнуло сорок.
– Сколько тебе лет, Стив?
– Тридцать четыре.
– Я старше тебя на шесть лет.
– Это для тебя проблема?
Она отрицательно покачала головой:
– Нет, но это может оказаться проблемой для тебя.
– Возраст не имеет значения. – Стив опустил руки на спину Мэг и притянул ее поближе к себе. – Мне нужно только придумать, как сказать Мику, что я хочу его сестру.
Мэг хмыкнула и крепко обняла Стива. Она знала, что у Мика есть много собственных секретов, самый свежий из которых – его близость с Мэдди Джонс.
– Давай подождем, пока он сам догадается.
Глава 17
Мэдди лежала в кровати, свернувшись клубочком, сил подняться не было. Она чувствовала себя выжатой и опустошенной, а глубоко в животе камнем давил комок спекшихся сожалений. Мэдди горько раскаивалась, что не призналась Мику с самого начала. Если бы она представилась в ту первую ночь, когда вошла в «Мортс», то он никогда бы не оказался у ее двери с мышеловкой в руках, никогда бы не коснулся и не поцеловал ее, никогда бы не разбил ее сердце.