— Мое место за столом.
Это все, что я могу предложить. Мое место в обмен на Камиллу. Он может заменить его другим итальянцем и вернуть перевес в свою пользу.
— Ты сумасшедший, — шепчет Камилла. — Зачем тебе это?
— Потому что без тебя мой мир перестал бы существовать, — говорю я ей, хватая ее за подбородок и поворачивая ее лицо к себе. — Я ничто без тебя в этой жизни.
— Я люблю тебя, — шепчет она, и слезы текут из ее глаз.
— Вот что сейчас произойдет, Камилла. — Мы ищем взгляды друг друга. — Ты скажешь своему отцу, что хочешь пойти куда-нибудь поужинать, и он отвезет тебя туда. Я приду и сяду за ваш столик, и мы устроим семейный ужин на публике.
— Он никогда не...
— Он так и сделает. Его общественный имидж будет под угрозой, — уверяю я ее низким и убийственным тоном. — Я не откажусь от тебя, Камилла. Не без кровавой драки.
— Папа выиграет этот бой, Ник.
— Посмотрим. — Я улыбаюсь ей, и она прищуривает глаза. — А теперь вылезай из этой ванны, чтобы я мог тебя трахнуть.
Я разворачиваюсь и возвращаюсь в комнату, мне нужно посмотреть, что происходит снаружи. Я выхожу на балкон, никого нет ни внизу, ни вокруг, и я улыбаюсь про себя.
Идеально.
Дверь ванной со скрипом открывается, и я оглядываюсь, наслаждаясь тем, что она даже не потрудилась прикрыться полотенцем. Ее голая задница покачивается, когда она запирает дверь своей спальни, и она останавливается как вкопанная, когда я расстегиваю брюки и позволяю им упасть на пол, не снимая обуви.
Она пересекает комнату и останавливается напротив меня, совершенно неподвижная. Она откашливается.
— Иди в постель, детка. Позволь мне доставить тебе удовольствие.
Я тащу ее за руку на балкон, не заботясь о том, что в Чикаго середина зимы и идет снег, который теперь слегка проникает в ее комнату. Перекинув верхнюю часть ее тела через перила, я коленом раздвигаю ей ноги и заставляю согнуться.
Камилла задыхается:
— Ч-ч-что ты делаешь?
— Трахаю свою жену.
Я вонзаюсь в нее, держа за шею и удерживая голову опущенной. Прилив крови к ее голове - вот цель.
— О... Боже, — бормочет она. — Сильнее, Ник.
Подчиняясь, я сильнее вжимаю ее в перила, пока мои бедра громко не ударяются о ее задницу, а тазовые кости не ударяются о металл. Я хочу, чтобы завтра она почувствовала меня, ее синяки побаливали от траха.
— Никто не заберет тебя у меня, — прохрипел я. — Ты... — Выпалил я. — Ты... — Выпалил я. — Моя. —Толчок.
Ее влагалище похоже на рай, если он вообще существует, и она сжимается и пульсирует на моем члене, когда кончает. Стоны Камиллы подстегивают меня, а ощущение ее влажного, теплого жара заставляет меня терять зрение. Я почти у цели, но вместо того, чтобы позволить себе кончить, я использую ее влажность в качестве смазки и располагаюсь напротив ее сморщенной дырочки. Я хочу кончить в нее этой ночью. Я хочу, чтобы она помнила обо мне, когда я не сплю рядом с ней. Я хочу быть всем, о чем она думает.
Еще два толчка, и я чувствую знакомое покалывание вдоль позвоночника. Еще один, и я чувствую, как мои яйца приближаются к моему телу с каждым сжатием ее задницы, жаждущие освобождения. Ощущения сводят меня с ума, и мои ноги начинают дрожать. Я обнимаю ее и хватаю за шею достаточно сильно, чтобы перекрыть ей доступ воздуха, и нажимаю на точку пульса.
Несколько толчков спустя, и я кончаю в нее, но она борется со мной, царапается, шлепает и брыкается. Я улыбаюсь, когда остатки моей спермы вытекают из меня, и сжимаю ее шею еще крепче. Через несколько секунд она обмякает, и я вырываюсь. Одной рукой я натягиваю брюки обратно, а затем подхватываю ее на руки, чтобы отнести на кровать.
Я целую ее в губы и подбиваю одеяло, не желая прощаться. Я застегиваю брюки и, развернувшись, возвращаюсь на балкон, закрывая за собой дверь. Надеюсь, она не думает, что все это было сном.
Я думаю, мы это выясним.
17 Лет
Я ненавижу свою жизнь.
На самом деле, это то, о чем я думала всю прошлую неделю.
Николай не вернулся в мою комнату, так что, думаю, хорошо, что он отнесся ко мне серьезно. Последнее, чего я хочу, это чтобы он пострадал из-за меня, и знаю, что Лео более чем способен это сделать. Я абсолютно серьезно отношусь к угрозам Лео, тем более что он не прекращает бросаться ими.
Он здесь с визитом сегодня, теперь, когда его ножевая рана зажила, и я не знаю почему. Хотя, похоже, он твердо намерен дразнить меня и делать несчастной. Наверное, это то, что я получаю, думая, что любовь к Нику сойдет мне с рук. Мне очень повезло, что он не рассказал отцу. Так что, думаю, в каком-то смысле я должна быть благодарна, что он держит это при себе. По его словам, он человек слова.
Когда мы заключали эту сделку, он сказал мне порвать с Ником, а сам будет держать рот на замке. И он это сделал, но я все еще чувствую исходящую от него ненависть. Теперь это определенно личное. Что меня беспокоит больше всего, так это то, что через год они вместе будут учиться в Атлантическом университете, и я знаю, что их ненависть друг к другу может подтолкнуть к поступкам, о которых они потом пожалеют.
— Ты совершила большую гребаную ошибку, Камилла, — говорит мне Леонардо, садясь рядом на кровать и заставляя меня отшатнуться от его близости. Я не хочу, чтобы он был где-то рядом со мной, но по какой-то причине я не понимаю, почему мои родители, кажется, все время хотят запихнуть его мне в глотку. — А теперь расскажи мне, что ты с ним делала. Как долго ты с ним встречаешься?
— На самом деле я не хочу говорить...
— Ты скажешь мне прямо сейчас, или я пойду к твоему отцу.
Я в спешке вскакиваю с кровати и поворачиваюсь к нему лицом.
— Ты обещал, Лео. И мы можем ненавидеть друг друга прямо сейчас, но ты человек слова. Верно? Мужчина - ничто, если он не держит язык за зубами.
— Камилла. — Лео цокает. — Мне сейчас наплевать на свое слово. Ты предала меня.
— Я расскажу тебе все, что ты захочешь знать, — отвечаю я. — Но после этого ты бросишь это, и мы никогда больше не будем об этом говорить.
— При одном условии. — Эта маленькая змея. — Что, когда тебе исполнится восемнадцать, ты отдашь мне свою девственность.
От его улыбки я морщусь.
— И что? Гарантирует ли это, что ты никогда больше не заговоришь о нем и сохранишь это в секрете?
Его улыбка превращается в широкую усмешку.
— Даю тебе слово.
Мне от этого не становится легче. В этом обещании, которое он предлагает, нет утешения. В основном из-за того, что для него ничего не значит просто сказать, что это его слово.
— Три года.
— Три года? — он визжит, на его лице написано удивление. Это приносит мне глубокое удовлетворение, зная, что он даже не подозревал об этом. Пока это не взорвало мое лицо, но все же. — Как, черт возьми, тебе это сходило с рук?
— Я ходила к нему после танцев. — Я беспечно пожимаю плечами, хотя чувствую совсем другое.
— И что вы с ним делали?
— Говорили.
— Камилла, — предупреждает он. — Без лжи.
— Это не ложь, — говорю я ему правду. — Я клянусь в этом.
— Лучше бы это было все, что ты сделала, Камилла, потому что твоя девственность принадлежит мне. Я твой будущий муж, — усмехается он, заставляя мое тело покрыться мурашками. — Я предупреждаю тебя сейчас, если ты когда-нибудь снова предашь меня, я позволю всем моим мужчинам отыграться на тебе за то, что ты такая гребаная шлюха.
— Не называй меня так! — кричу я, тут же сожалея об этом. Я не хочу, чтобы мои родители слышали этот разговор, за исключением того, что он выводит меня из себя. — Не смей называть меня так.
— Тогда не веди себя так, — отвечает он сквозь стиснутые зубы. — Теперь ты не можешь сказать, что не знала, что я тебя не предупреждал.