— Это тебе так кажется, — она лишь пожала плечами. — Не мы их писали, не нам их обсуждать.
— Ну и пошли ты их всех!
— Свят… я не буду снова становиться чьей-то дешевой содержанкой. Я больше не буду пятнать свою честь, с меня этого хватит, а в то, что в меня кто-то возьмет и влюбится просто потому, что у меня фигура ничего или волосы густые, в такой бред я больше не верю. Мне тридцать, у меня нет образования, нет нормальной работы, меня содержит старший брат, я «нищая провинциалка», которая ничего из себя не представляет, я даже не женщина до конца, понимаешь? У меня диагноз — бесплодие. Все, что я могу дать потенциальному мужчине — это секс. Одноразовый секс, который станет еще большим пятном на моей личности. Такого я не допущу.
— И что же? Будешь всю жизнь одна? Поставишь на себе крест? Будешь жить, как монахиня?
— Я никогда не была помешена на сексе, — она пожала своими хрупкими плечиками, за которые так сильно хотелось ее обнять.
— Да это потому, что твой мудак наверняка и в постели-то тебе ничего предложить не смог.
Я так злился на этого Шамиля. Слушал Зару, узнавал ее, и начинал его люто ненавидеть. Этот моральный урод просто растоптал ее жизнь. Поиздевался, потрахал, поигрался и выбросил. И ведь не понаслышке знал, чем для нее обернется. Раз у них все так строго, как говорила Зара, значит и этот горный хрен был осведомлен о том, что ломает девчонке жизнь. Просто так, потому что встал, и он не мог себя сдержать.
Он заставил пройти ее через публичный позор, через унижения перед первой женой, через аборт и потерю всякой надежды.
Разве этого гада не стоило прикопать за такое? И как только ее братья сумели сдержаться? Я бы точно пристрелил такого ублюдка. Он-то жил, как ни в чем не бывало. Жена, дети, брак, все на мази, а она… эта небесно красивая девочка страдала. Ее выбросили, вычеркнули из жизни. От нее отвернулись все.
— Ты не пробовала лечиться?
— Что? — По-моему, я очень долго молчал. Зара привыкла к моим странностям, она никогда не торопила меня в такие моменты, всегда ждала, пока я сам заговорю. Давала собой налюбоваться. Никогда не перечила. Никогда не кричала. Никогда не возражала. Не девушка, мечта. Жаль, что сломана, да так, что, кажется, не починить. Не починить никогда.
Но все же… если постараться… а вдруг?
— Ну… полечиться. Может получится? Двадцать первый век на дворе. Бесплодие — разве это вообще диагноз?
— Я не думала. Да и смысл, я все равно…
— Не замужем? Да и плевать. Тебе так нужно выйти за кого-то из своих узколобых джигитов? Другие не подходят? Кто-то с более широкими и менее древними взглядами? Что на них зациклилась? Мир не сошелся на горцах! А чтобы зачать ребенка, надо пробовать.
Зара усмехнулась, пропустила мимо ушей очередную мою пошлость, покачала головой и что-то ответила. Я не услышал. Иногда так бывало. Я выпадал и просто наблюдал за ней. За ее красивыми волосами, что либо падали на плечи, либо были заплетены в красивую косу. Наблюдал за открытыми плечами, спасибо за выбранный образ. Наблюдал за красивыми губами, которые открывались, говорили что-то…
Да какая разница, что, если я мог часами просто смотреть на нее?
— Я не смогу выйти замуж не за своего. Нам не разрешается. Между нами может быть только дружба. И то, только потому что я на чужбине, вдалеке от родни и за мной никто не следит.
— Почему это? Твой же Шамиль женился на нашей.
— Мужчинам можно. Женщинам — нет. Таков закон.
— Боже, если я еще хоть что-то услышу про эти ваши законы, я туда наведаюсь с прокурорской проверкой. Это какой-то кошмар на Земле, и все это в двадцать первом веке, — недовольно протянул я, морщась, словно при зубной боли.
Меня злили эти древние законы.
К черту, надо было переписывать их. Хотя бы для нее, для моей прекрасной Зары. Нужно было постараться. Нужно было выложиться, как никогда, потому что, кажется, впервые за долгие годы я нашел розу среди проклятых сорняков, заполнивших собой все. И плевать, что там думала ее родня. Плевать.
Глава 4
Прошло полгода.
Полгода с тех пор, как я решила, что бросить Святослава прямо на улице, возле бара, в котором я работала, будет как-то… не по-человечески. Подобрыш оказался настоящим красавцем, принцем из сказок, вот только я себя при этом ощущала мерзкой жабой, которая не собиралась обращаться в пленительную красавицу после одного только поцелуя.
Поцелуи… на самом деле, за полгода у нас было две попытки, если не считать того раза, когда Свят получил оглушительную пощечину от меня, и обе обернулись полным провалом. Я даже не могла назвать наши отношения с Шевченко настоящими, потому что дальше держания за руки мы не заходили. Мы просто говорили.