— Что ж, — спокойно заметил детектив, — такой исход, пожалуй, позволил бы отлично разрешить все проблемы. Не теряй времени, сестренка. — Кивком головы он указал в сторону пистолета.
Девушка поникла в кресле и разрыдалась. Шейн неторопливо протянул свою длинную руку и вынул миниатюрное оружие из ее ослабевших пальцев.
— Всемогущий Боже, — проворчал он. — Ну что ж, попробуем еще раз начать с самого начала. Что вы знаете и чего не знаете? Что, по вашему мнению, должен и чего не должен знать я?
— Я хочу знать… убила ли я свою мать, — всхлипнула она.
— Послушайте, вот уже третий раз вы задаете мне этот вопрос, — огрызнулся Шейн. — Лучше расскажите мне, что произошло после моего ухода. Что думает полиция?
— Я не знаю, — она заломила руки и бросила на детектива умоляющий взгляд из-под полуопущенных ресниц. — Они задали мне кучу разных вопросов и велели оставаться у себя в комнате.
— После чего вы отправились сюда за утешением. Хорошенькое дельце!
Шейн вздохнул и, наполнив бокалы коньяком, вложил один из них в руку Филлис. Затем наполнил стакан водой и повторил ту же операцию с другой рукой девушки.
— Выпейте коньяк, не переводя дыхание. И сразу же запейте его большим глотком воды.
Она послушно выполнила его указание. Ее глаза заблестели по мере того, как алкоголь начал оказывать свое обычное действие.
Шейн отхлебнул из своего бокала.
— Начните рассказ с момента приезда вашей матери.
Филлис тяжело вздохнула и отвела взгляд в сторону.
— Они не позволили мне поехать на станцию. Я увидела ее всего за несколько минут до обеда и оставалась рядом с ней, пока мы сидели за столом. Она была очень расстроена тем, что мистер Брайтон не мог повидать ее: он чувствовал себя очень плохо. После обеда она поднялась в свою комнату, чтобы немного отдохнуть с дороги. Я и сама чувствовала себя неважно и… решила прилечь ненадолго… и проспала до тех пор, пока вы не разбудили меня и не сообщили о смерти матери.
С несчастным выражением лица она повернулась в сторону Шейна, продолжавшего спокойно смаковать коньяк.
— О'кей. Эта та история, которую вы рассказали полиции, — сказал детектив мягко. — Что ж, совсем неплохо. Держитесь за нее до конца. Но мне вы должны рассказать правду, если хотите, чтобы я помог вам.
— А я что делаю?! — яростно воскликнула она. — Это и есть чистая правда. Если только… если только… — девушка горько заплакала.
— Что?… — произнес Шейн выжидательно.
— Но вы же сами были там, — всхлипнула она, — и я надеялась, что, может быть, вы знаете что-нибудь еще. Я… временами совершаю поступки, о которых потом совершенно забываю.
— Это я уже слышал, — заметил детектив, обращаясь главным образом к своему бокалу. — Провалы памяти в некоторых случаях весьма удобны. И тем не менее это, наверное, самое удивительное дело из всех тех, с которыми мне лично приходилось сталкиваться.
— Значит, вы не верите мне? — бешено воскликнула она, вскакивая на ноги. — В таком случае мне нет смысла продолжать. У меня остается только один выход. — Она сделала попытку схватить пистолет, лежащий между ними на столе.
Шейн перехватил ее руку и легким толчком заставил ее опуститься в кресло.
— Черт меня побери, если я сам знаю, чему верить, — рявкнул он. — Сплошные неувязки… — Его голос постепенно затих, и он задумчиво уставился на девушку.
Осушив свой бокал, он резко опустил его на стол.
— Пора бы нам, — примирительно заметил он, — научиться понимать друг друга. — Он вынул платок и вытер вспотевшее от напряжения лицо. — Итак, вы ничего не помните, — продолжал он недоверчиво, — со времени, когда вы легли в постель, и вплоть до того момента, когда мы ворвались в вашу комнату?
— Конечно нет! — воскликнула она, сверкая глазами. — Вы должны поверить мне.
— Тогда какого черта вы мучаете себя? Разве полицейские не сказали вам, что дверь вашей комнаты была заперта снаружи?
— Верно, — согласилась она, слегка поежившись. — Но мне показалось, что они вели себя несколько странно.
— Что вы сами думаете об этом? — спросил Шейн.
— Я… я не знаю, что и подумать.
Шейн насупил свои тяжелые брови. Филлис Брайтон с тревогой наблюдала за выражением его лица.
— Давайте еще раз повторим вашу невероятную историю, — сказал он наконец. — Когда у вас начались эти приступы с провалами памяти?
— Значит, вы все-таки поверили мне! — воскликнула Филлис, хлопая в ладоши. В этот момент она выглядела почти счастливой.
— Я уже давно научился, что в моем деле нельзя верить никому и ничему… даже тому, что видишь собственными глазами. Считайте, что мы покончили с этим. Теперь мы должны с чего-то начать. Я задал вам вопрос.
— Провалы памяти начались у меня по крайней мере несколько месяцев тому назад, — переводя дыхание сообщила она. — Это один из симптомов болезни, от которой доктор Педике пытается излечить меня. Но хуже всего то, что я сама начинаю смешивать события, которые действительно происходили со мной, с теми, о которых я могла размышлять до начала очередного приступа.
— Повторите то, что вы сказали, еще раз. Но помедленней. Я не совсем уловил смысл.
— Это на самом деле не просто объяснить, — пробормотала она, запинаясь. — Например, иногда, когда я просыпаюсь, у меня возникает смутное воспоминание о неких происшествиях. Когда же я пытаюсь проверить соответствие моих реминисценций с реальностью, выясняется, что события некоторых из них происходили на самом деле… тогда как другие лишь плод моего воображения.
— В таком случае у вас, может быть, имеются некие туманные воспоминания и о сегодняшнем вечере, о которых вы не упомянули, — мягко поинтересовался Шейн, не спуская с девушки пристального взгляда.
Филлис отпрянула от детектива, как будто тот попытался ударить ее.
— Я… у меня в голове так все смешалось, — запротестовала она, — что я не знаю уже, что сон, что явь.
— Это как раз то, — мрачно заметил детектив, — чего я больше всего опасаюсь.
— Значит, вы… что-то скрываете от меня?
Шейн медленно кивнул и задумчиво поскреб подбородок.
— Кое-какие факты мне не удалось пока проверить, — неохотно признался он.
Глаза девушки внимательно остановились на лице детектива.
— Я действительно припоминаю… или, может быть, воображаю себе… некоторые эпизоды, связанные с вами, — согласилась она.
В комнате стало очень тихо. Снаружи доносился отдаленный шум городского транспорта. Шейн покрутил бокал между пальцами, стараясь не смотреть в сторону девушки.
— Ну и что же? — осведомился он, не подымая глаз.
Он мог слышать, как мгновенно участилось дыхание Филлис.
— Вы видели меня, прежде чем вместе с остальными ворвались ко мне в комнату и разбудили меня?
— Что заставляет вас задать такой вопрос? — спросил Шейн, подымая глаза.
Филлис недоуменно нахмурилась. Сейчас она показалась ему старше, нежели днем. Но, без сомнения, такой же красивой.
— Потому что я, кажется, припоминаю, что вы разговаривали со мной. Вы обнимали меня, и мы вместе шли куда-то. И еще вы… заставили меня снять пеньюар у вас на глазах.
Шейн не мог больше выдержать мучений девушки. Возможно, она думала о закрытой двери. Только один этот факт еще удерживал ее от страшного подозрения о возможности своего причастия к убийству собственной матери. Если отнять у нее эту надежду… Он раздраженно потряс рыжей головой.
— Что за идеи бродят у тебя в голове, детка? Пожалуй, это многовато даже для Фрейда. Надо же вообразить себе такое! Неужели я похож на парня, способного просто наблюдать, как девушка раздевается у него на глазах? Так что можешь смело забыть об этом эпизоде.
— Я… не знаю, — она вздрогнула, отвела глаза в сторону и тяжело вздохнула, — но существуют же женщины, которые не в состоянии привлечь к себе внимание мужчины… таким способом.
— На что ты намекаешь? — нахмурился он.
— Я прочла несколько книг доктора Педике… Он сам предложил мне ознакомиться с ними, чтобы я лучше могла понять себя, — после того, как обнаружил в моем характере черты, являющиеся, по его мнению, признаками моей… противоестественной любви к собственной матери.