С нашей точки зрения, нелогично, что ни в чем не повинная героиня сказки куда-то провалилась. За что она наказана? Неужели за то, что противилась греховному желанию собственного брата? Но это — в нашем восприятии. А по Авесте, кровнородственные браки считались благом и поощрялись…
А вот еще один любопытный отзвук зороастрийского предания — на сей раз в хорошо нам знакомой классической литературе. Заметим, Авеста была привезена в Европу и переведена на французский язык востоковедом Анкетилем Дюперроном в конце XVIII века, и с тех пор среди образованных людей не утихали дискуссии по поводу вновь открытого древнего учения. Обсуждалась Авеста и в России.
Эти ли общеевропейские интеллектуальные споры отразились в том отрывке, что мы намерены привести далее, или собственно славянские верования, мы не знаем. Писатель был сведущ и в том и в другом, ведь это сам Пушкин. Вспомним же хорошо знакомое: сон Татьяны из «Евгения Онегина» и поглядим на эти строфы с новой точки зрения:
И снится чудный сон Татьяне.
Ей снится, будто бы она
Идет по снеговой поляне,
Печальной мглой окружена;
В сугробах снежных перед нею
Шумит, клубит волной своею
Кипучий, темный и седой
Поток, не скованный зимой;
Две жердочки, склеены льдиной,
Дрожащий, гибельный мосток,
Положены через поток…
Помните, в компанию каких чудищ попадает героиня пушкинского романа? Прямо ад кромешный, в котором обитают отвратительные порождения… уж не самого Ангро Майнью? Очень похожи эти уроды на некоторые описания. Сон Татьяны страшен и подобен смерти, но он и пророческий — предсказывает убийство Ленского.
Вы спросите: но разве Татьяна Ларина — грешница? Такой светлый образ!
А как же! В этот момент она, несомненно, грешит — только уже с точки зрения христианской Церкви. Она гадает, ворожит, положив под подушку зеркальце, вместо того чтобы осенить себя крестным знамением! А потому и мосток в потусторонний мир перед ней — «дрожащий, гибельный». К счастью, всего лишь во сне…
В мифологиях всех стран и континентов можно обнаружить некие общие мотивы. Но повторяются они, как правило, только до определенной степени. А вот когда совпадения становятся буквальными, вплоть до созвучия имен, географических названий и даже датировки событий, — что это может означать?
Возможно, перед нами разные пересказы одних и тех же действительных исторических фактов, пусть и изложенных метафорически, обросших сказочными подробностями?
А впрочем, для древних обитателей нашей планеты битвы с чудовищами, полеты в поднебесье и так далее были психологической правдой. Именно так, и не иначе, они воспринимали, понимали и объясняли мир. И те предания, которые передавались из уст в уста, а потом научились записывать, были для современников более чем реалистическими.
Или, быть может, речь в самом деле идет о тех временах, когда гигантские ящеры спокойно расхаживали по земным просторам? Как хотелось бы перенестись в те доисторические эпохи хоть ненадолго и поглядеть краешком глаза, как же жили наши далекие предки…
На множество таких буквальных совпадений мы натыкаемся, в частности, сопоставляя некоторые сюжеты Авесты со славянскими легендами самого давнего, дохристианского и «добылинного» периода, ныне по крохам собираемыми.
Но вдруг обнаруживаются странные вещи. Словно одно и то же событие подчас дублируется, раздваивается, а то и троится, как в кинокадрах со множественной экспозицией. А потом снова фокусируется, но уже в какой-то новой точке и в новом качестве… И в результате этих «комбинированных съемок», срежиссированных самой историей, возникает эффект чуда, эффект Всеединства.
Иногда так и хочется присоединиться к сторонникам теории множественных реинкарнаций. Создается впечатление, что одни и те же герои истории вновь и вновь воплощаются на земле, разыгрывая все тот же сюжет и внося в него свои коррективы, чтобы в конце концов добиться оптимального результата.
Вот лишь несколько примеров.
В главе «Предки и традиция», восстанавливая родословную Заратустры, мы говорили о царе Траэтаоне, победившем трехголового змея Ажи Дахаку, и о его любимом младшем сыне Арье.