Выбрать главу

Оплакивать же умершего близкого человека южно не более трех дней, да и то заочно. Возможно, первоначально этот обычай возник после некой эпидемии, например чумы, когда соприкосновение с трупом действительно могло быть гибельным.

Фраваши же покойных в любом случае считаются страдальцами, ибо они прошли «ужасный, страшный, гибельный путь: рознь души и тела»[91].

Трупная муха, земное воплощение дэва тлена, поражает также одежду, ложе, жилище покойника. Поэтому умершего погребали только обнаженным.

В зороастрийском обществе имелась единственная замкнутая каста — насукаши («имеющие дело с трупом»). Это была своеобразная похоронная бригада. Лишь принадлежащим к ней разрешалось заниматься погребальными обрядами, для остальных людей на это был наложен строжайший запрет.

Два специально подготовленных человека из этой группы должны были — тоже будучи обнажены, чтобы потом очиститься при помощи воды или коровьей мочи, — отнести тело на возвышенное место и уложить его там на кирпиче, камне, извести или другом изолирующем труп от земли сухом веществе.

Затем мертвого закрепляли там за ноги и волосы, чтобы останки не были разнесены к почве, воде или огню и не осквернили священные стихии. Переносить труп в одиночку — тяжелейший грех.

Как правило, для такой цели строились специальные возвышающиеся над землей сооружения — дахмы. На них тело оставалось до тех пор, пока кости не окажутся обглоданными хищными птицами, собаками или хищниками. Есть сведения, что в богатых домах для этой цели специально выращивали особых собак, а бедняки должны были довольствоваться дикими.

Впоследствии дахмы нужно было срыть — никаких памятных погребальных сооружений, типа надгробных памятников, курганов или пирамид зороастрийцы не оставляли.

Только позже, ко времени царствования Кира II или Дария I (VI–V века до н. э.), да и то лишь владык, перестали оставлять на свежем воздухе. Но и тогда их гробницы устраивались в безлюдных местах. Склепы вырубались в скалах или обкладывались камнем, чтобы оградить от осквернения землю. По свидетельству Геродота, иногда трупы для этой же цели покрывались воском.

По дороге, где несли тело, нельзя проходить ни людям, ни скоту, там нельзя возжигать огня до тех пор, пока трижды не проведут по ней белую собаку, желтоухую и четырехглазую. А если остались сомнения, что ей удалось отогнать злостного дэва тления, то надлежит ей там пройти шесть раз.

И лишь после этого жрец допускается туда, чтобы пропеть победоносную «Ахуна Вайрью»…

Вот почему нет и не может быть могилы у Заратустры. Мы не можем возложить ему, по нашему обычаю, цветы. Но мы можем поклониться его бессмертному духу.

А цветы…

Они нам помогут в другом.

Авестийцы никогда не изображали Бога и Бессмертных Святых в антропоморфном, человеческом, телесном облике: ведь, согласно учению Заратустры, Ахура Мазда — это Благой Дух, невидимый для обыкновенного человека, так же как и все Амеша Спента. Лишь пророкам они могут, в виде величайшего исключения, являться в виде людей. Молиться же зороастриец должен не иконе, не скульптуре, а лишь живому пламени — ив самом деле, в нем можно увидеть все, что подскажет воображение…

Зато у всех благих сущностей есть земные воплощения: это животные и растения.

Воплощением Ахура Мазды, например, считались мирт и хорошо знакомый нам жасмин.

Поставьте же в воду перед собой ветку с благоухающими белыми цветками — скромными и совершенными в своей простоте. И вы, возможно, ощутите аромат той древней религии, которая так много ценного оставила нам, ныне живущим…

вернуться

91

Перевод К. Г. Залемана.