Этот странный отрывок монолога — прекраснейшее средство. Говорят, если вы хотите, чтобы ваша жена услышала вас, не говорите ей напрямик, а шепните кому-нибудь... негромко, просто шепните ему на ушко, и она услышит. Заратустра делает то же самое. Он не обращается к ученикам как обычно; он устал от этого. Он пытался добраться до людей, но не смог — они слишком закрыты. А для чужаков и аутсайдеров вроде Заратустры они закрыты вдвойне. В толпе вы говорите — и вас слушают без больших проблем; вы наслаждаетесь приятными разговорами. Но с человеком, подобным Заратустре, разговоры невозможны. Он говорит, а вам приходится лишь слушать. Даже если это напоминает диалог, это — монолог.
Меня много раз спрашивали, в особенности разные знаменитости — нельзя ли прийти ко мне и обсудить некоторые вещи. И я всегда отвечал: "Если вы хотите мне что-то сказать, я готов слушать, но если вы хотите что-нибудь услышать от меня, то вы не можете говорить. Тогда вы должны просто быть безмолвными и слушать. Никаких обсуждений не может быть".
Они наслаждаются обсуждениями, они наслаждаются спорами. Во всем мире обожают разговоры — люди беседуют целыми днями. Но когда вы приходите к человеку, который знает, ни о каких рассуждениях не может быть речи. Либо вы слышите его, либо нет. Если вы слышите его, вы почувствуете истину в самом этом слышании. Обсуждать нечего. А если вы не слышите его, что вы собираетесь обсуждать?
Также я видел людей, которые задавали мне вопросы, а когда я отвечал, они оказывались самыми несчастными из людей, так как не могли слушать. Они в напряжении — это их вопрос. Всем остальным необычайно повезло, потому что это не их вопрос. Они сидят расслабленно, слушают; они понимают больше того человека, на чей вопрос я отвечаю.
Сама эта мысль: "это мой вопрос" делает их напряженными, заставляет волноваться и бояться: я могу обойтись с ними жестко; я могу сказать что-нибудь обидное; я могу разрушить какую-нибудь старую идею, за которую они долго держались. Естественно, они не могут слушать. Но я отвечаю им, потому что знаю: это необычайно поможет всем остальным, ведь их вопросы — также и ваши вопросы. Но поскольку вы не спрашивали, вы можете оставаться расслабленными; вы можете слушать — это не больно.
Ум человека и его действие очень странны. Этот отрывок из Заратустры показывает очень большое понимание. Он пытался обращаться к ученикам напрямую и не смог до них добраться. И я не думаю, что можно как-то улучшить его слова — они совершенны. Теперь он говорит: "Прежде чем уйти, я хотел бы рассказать вам притчу, сон. Я иду в уединение, в безмолвие, чтобы найти более глубокие, более тонкие пути к людям — ибо что проку в моем понимании, если я не могу им поделиться? Какой толк в моем опыте, если я не могу помочь тем, кто бредет в темноте?"
Самая большая проблема мистика — больше, чем достижение опыта — это выразить его.
Есть одна история о Гаутаме Будде. Каждую ночь перед сном его ученики должны были медитировать. И это было очень важно: если вы можете заснуть с тихим, спокойным умом, эта тишина и мир будут с вами всю ночь. Час медитации перед сном превращается в восьмичасовую медитацию.
Ваша последняя мысль перед тем, как вы заснете, будет вашей первой мыслью при пробуждении. Вы можете это проверить: просто запомните, какой была ваша последняя мысль, и вы удивитесь — когда вы чувствуете, что проснулись, у вас в дверях стоит та же мысль.
Значит, шесть или восемь часов сна вы можете использовать очень творчески. И самое важное будет погрузиться в сон, соскользнуть в сон медитативно. Медитация мало-помалу становится вашим сном, и тогда ваш сон становится медитацией. А восемь или шесть часов медитации изменят вас так тотально, без всяких усилий, что вы будете удивлены: вы ничего не делали, но теперь вы не тот человек, который злился по мелочам, который ненавидел, жадничал, который был насильственным, ревнивым, который стремился к первенству.
Все это исчезло, и вы ничего не делали — вы просто медитировали перед сном. Это наилучшее время, поскольку днем вы не можете посвятить медитации шесть часов. Но спать вам приходится в любом случае — почему бы не превратить сон в медитацию? Это был великий дар Гаутамы Будды.
Так что для учеников это было привычно... После вечерней беседы он никогда не говорил: "Теперь идите и медитируйте перед тем, как уснуть". Вместо этого он обычно говорил — это стало паролем, потому что повторялось каждый вечер — "Я сказал все, что хотел вам сказать; теперь, прежде чем уснуть, займитесь своей настоящей работой".
Однажды вечером, послушать Гаутаму Будду пришли проститутка и вор, и когда он сказал: "Теперь, прежде чем уснуть, пойдите и займитесь своей настоящей работой", вор сказал: "О Господи! Я прячусь среди десяти тысяч человек, а этот парень знает о моей работе. И не просто знает, он приказывает: "Теперь иди и займись перед сном своей настоящей работой".
Он был поражен, и проститутка тоже. Она не могла поверить, что Гаутама Будда знает о ней, знает о том, что она проститутка и своей настоящей работой занимается по ночам. Этот человек поразителен — какое видение, какая ясность!
На следующее утро оба они пришли прикоснуться к ногам Будды, и он спросил:
— В чем дело? Вор сказал:
— От тебя ничего не скроешь. Прошлая ночь была последней, когда я хотя бы подумал о воровстве. Я никогда больше не буду делать этого — ты изменил меня, не запрещая воровать. Наоборот, ты сказал: "Пойди и займись настоящим делом". А я сказал: "Я провожу жизнь зря. И я могу быть таким же сознательным".
Проститутка добавила:
— Я бросила свою профессию. Я не могла представить, что вы перед десятью тысячами людей можете сказать: "Теперь иди и делай свое настоящее дело". Больше я никуда не пойду; мое настоящее дело — быть у ваших ног.
Будда сказал:
— О Господи, та "настоящая работа", о которой я говорил своим ученикам — нечто другое. Они сказали:
— Не пытайся нас обмануть.
Будда часто рассказывал об этом случае — оба они стали его учениками — он говорил людям: "Очень трудно узнать, что вы поймете. Ясно одно: это будет не то же самое, что говорю я. Я что-то скажу, а что услышите вы — зависит от вас. Я не могу этого проверить".
А в последний день, когда он умирал, Ананда спросил его:
— При жизни ты не позволил записать ни одного твоего слова, поскольку, если люди не понимают тебя в твоем присутствии, что они поймут из книги? Невозможно представить, как они все исказят. Поэтому ты не разрешал нам ничего записывать. Но после твоей смерти... Пожалуйста, дай нам разрешение, ведь слова, произнесенные тобой — чистое золото, и их необходимо сохранить для грядущих поколений.
На это Будда сказал:
— Можешь записать, но с одним условием: каждая запись, составленная из моих слов, должна начинаться так: "Я слышал, что Гаутама Будда говорил..." Не начинай так: "Так говорил Гаутама Будда". Ты просто рассказываешь, что слышал.
Вот почему все буддийские писания начинаются одинаково: "Я слышал, Гаутама Будда говорил так...". Смысл ясен — возможно, он не имел в виду того, что услышал я; возможно, он вообще этого не говорил — это то, что я слышал.
Ни одно писание в мире не начинается такими словами, ни в одной религии — таково было условие Будды: "Если вы пишете, помните: не пишите, что Гаутама Будда сказал это. Откуда вам знать, что говорил Гаутама Будда? Все, что вы можете сказать — это: "Я слышал, что Гаутама Будда говорил это". Поставьте себе за правило, не навязывать свое слышание моим словам".
Да, понять Будду, Заратустру, Иисуса почти невозможно, ибо они говорят с таких высот, а вы живете в таких глубоких темных низинах, что к тому времени, когда их слова доходят до вас, они теряют качество солнечных пиков и набираются свойств ваших долин.