Пчелка моя — кокетка, ей нравится всеобщее внимание. И потому к дворцу вер-айлиде мы подъезжаем танцующим шагом. При этом лошадка оглядывает прохожих томным взглядом из-под ресниц, будто призывая полюбоваться ее красой и статью. Как женщина, честное слово.
Спешиваюсь, передаю поводья лошади смазливому молодому конюху. Кстати сказать, он совершенно не похож на евнуха — стройный, ладный, усики на юной физиономии пробиваются. Но это к делу не относится. Меня приводят в приемные покои вер-айлиде, предлагают расположиться на диванчике, фрукты приносят и вино. Кошусь на это дело с подозрением. Помню я одни фрукты с вином… А потому ограничиваюсь лишь алкоголем, да и тот едва цежу.
Минут через пятнадцать в приемную вплывает Элиника. Срываюсь с места, приветствуя даму, кланяюсь. Сам, конечно же, ее разглядываю. Давно мы не виделись.
Она неплохо сохранилась для своих лет. Безусловно, ту надменную красавицу, в которую я в свое время был почти влюблен, она напоминает лишь отчасти, однако волосы у нее все еще темные, глаза — выразительные, а тело сохранило соблазнительные изгибы. Но она меня не волнует. Утратила былую прелесть, или это я приобрел иммунитет к воздействию пифий? По поводу иммунитета нужно будет выяснить.
— Садись, Ларрен, — холодно произносит вер-айлиде. Подчиняюсь.
— Разговор у нас с тобой будет сложный, — продолжает она.
На простой я и не рассчитывал. Но молчу.
— Жаль, что тебя тогда не прикончили, — заявляет Элиника, одаряя меня проницательным и горестным взглядом.
— Я не разделяю Ваших сожалений, — ухмыляясь, парирую я.
— А напрасно! Если бы мой сын не разводил дурацких церемоний, а просто свернул тебе шею, наш мир был бы счастлив и спокоен!
— Какая честь! Моя смерть — залог спасения мира.
— Не ерничай!
Не нравится мне такое начало разговора, и следует дать ей об этом понять. С выражением гнева на лице встаю и заявляю:
— Если это все, что я должен был услышать, пожалуй, я удалюсь.
— Сидеть!
А это просто удивительное хамство. Чувствую — и в самом деле, злюсь.
— Не стоит так вести себя со мною, сударыня, — рычу я в ответ.
— Ты во всем виноват! Ты должен искупить свою вину!
— Вам лично я не задолжал.
Некоторое время мы изучаем друг друга, причем я успеваю прийти к выводу, что Элиника слишком уж сдала, вон и щечки поплыли, и грудь опустилась, а также задуматься о том, сколько ей может быть лет. Уж точно не менее ста.
Наконец она со вздохом произносит:
— Сядь, пожалуйста, мне нужна твоя помощь.
Вот это уже другой разговор, а потому я занимаю прежнее место и готовлюсь к получению информации, однако, вместо этого выслушиваю вопрос:
— Ты завершил свои изыскания?
— Которые?
— По магии разума.
— Нет, конечно. Сами знаете, информации мало. Тема плохо разработана.
— А Кардагол?
— Все, что знал, он передал мне. А, кроме того, он — экспериментатор, не всегда может объяснить, что и как у него получилось.
— Да, я слышала.
Она замолкает. Терпеливо ожидаю продолжения. Начало меня уже заинтриговало.
— Понимаешь, Ларрен… Не знаю, с чего начать. Я утратила связь с Крионом.
— И?
— А перед этим мне было видение. Очень страшное видение… Будто все мои сестры… как бы перестали быть мне сестрами. Будто между нами была разорвана связь. И все так туманно…
— Замечательно. А я здесь причем?
— Ты должен…
— Повторяю еще раз. Я никому ничего не должен.
— Ларрен! Пожалуйста! Я очень прошу тебя! Ты — замечательный волшебник!
О, в ход пошли комплименты? Не ожидал.
— Отправься на остров, Ларрен!
Да… вот так сбываются мечты. Забавно, еще недавно я многое бы отдал, чтобы попасть на Крион. Сейчас мне это предлагают, а я отчего-то не испытываю радости. И, более того, уже подыскиваю в уме аргументы против этого предприятия. Пока нашел лишь один, который и озвучиваю:
— Отчего бы Вам самой, уважаемая, не отправится туда?
— Я боюсь.
— Боитесь?
Недоумеваю. Отчего-то я не думал, что этой женщине знакомо подобное чувство. Видимо, ошибался. Или она просто лжет, и причина ее нежелания появляться на острове заключается в чем-то ином. Ладно, мне любопытно, я сдаюсь.
— Как попасть на остров?
— Морем.
— А телепорт?
— Я не смогу передать ориентиры. Остров не слушается меня.
— Восхитительно. А высадиться-то я смогу? Меня не размажет каким-нибудь охранным заклятьем?