— Дорогой товарищ Шанцев! — раздаются голоса. — Не пускайте иностранцев в наши русские леса. Русский волк и русский заяц — все животные, прикинь, говорят: уйди, китаец, убирайся в свой Пекин! Да, у нас стоит работа. Да, по горло мы в грязи. Хочешь к нам везти кого-то — гастарбайтеров вези! Им открыты наши двери, их и так полно везде, их держать, по крайней мере, научились мы в узде, их готовы взять до кучи мы гурьбою и гуртом… Но китайцы — это ж круче! Их не выведешь потом! Это хуже, чем цунами. Нам давно они грозят. Ни судами, ни скинами их не выгонишь назад! Что тут будет, посмотри сам, призадумайся, прошу: будут лопать мясо с рисом и китайскую лапшу, обустроятся шикарно, скажут семьям: «Приезжай», будут впахивать, как Карло, получая урожай, от заката до рассвета, не бросаючи труда… И окажется, что это — их земля. А нам куда?!
— Мне ваш пафос ясен, дети, — Шанцев рек, невозмутим. — Но ведь вы пахать, как эти, не хотите?
— Не хотим! Но уж лучше мы в болото превратим Отчизну-мать, чем допустим хоть кого-то нашу Родину пахать! Лучше сгинем друг за другом и друг друга загрызем, чем дадим китайским плугом пачкать русский чернозем! Разверни ты их скорее, отчий край обереги! Мы привыкли, что евреи — наши главные враги, что они нас вечно душат, травят водкой, застят свет… Это ж нам баланс нарушит, понимаешь или нет?! Мы привыкли жить с евреем, принимаем с ним на грудь и с кавказцами умеем, но с китайцами отнюдь! Будут жить у нас, как дома, в нашем Нижнем дорогом… Ты китайского погрома, что ли, хочешь? Мы могем! Ты и сам подумай, Шанцев, землю так не раздают. Их запустишь, голодранцев, дашь им почву и приют, дашь им трактор, культиватор, все условья для труда… ведь китайский губернатор будет в области тогда! Это ж, блин, не вечер танцев — это сдача наших мест!
И, смирясь, поставил Шанцев на своем проекте крест. И китайцы спозаранок — только чашечки бренчат — похватали китаянок и забрали китайчат. В направлении Китая едут, зависть затая.
И земля стоит пустая.
Но своя зато, своя!
Чуянка
В России появится дешевая народная водка — «Пшеничная», «Ржаная», «Кедровая», «Солодовая»… Росспиртпром намерен отпускать ее по цене 53 рубля и верит, что это покончит с отравлениями некачественным спиртным.
Объявлена новая водка, ура! Я думаю, это серьезное благо. Как, скажем, чернила нужны для пера, так нам обязательна крепкая влага. Довольно страну суррогат поморил. Мы скоро себя безнадежно зароем. И так-то уж пили «Момент», «Поморин», шампунь, эликсир для борьбы с геморроем… Чтоб смыть первородный с Отечества грех, лакаем бальзам для очистки стекла мы — и сделались чище поверхностей всех, какие являются в кадрах рекламы. Мы сделались так несравненно чисты, что в темных глубинах народной утробы спеклись аскариды, острицы, глисты и вымерли все остальные микробы… Прозрачными, звонкими стали тела, любой россиянин разгульно-беспечен, а нация все оставалась цела и даже имела какую-то печень! Но враг, как известно, ни часу не спит. Нам так бы и пить, наслаждаясь житухой, — но вышел какой-то неправильный спирт, от коего все заразились желтухой. Теперь, опасаясь, что все перемрем, оставив без граждан Сибирь и Чукотку, для среднего класса погнал Росспиртпром дешевую водку, народную водку! Четыре проверенных вида — даешь! Отечество в шоке от этого факта. И стоит при этом фактически грош. Осталось, ребята, назвать ее как-то, чтоб гордое имя на глади стола сверкало под звуки восторженных криков. Вот «Рыковка», помню, в двадцатых была — ее, разумеется, выпустил Рыков, глава Совнаркома, любивший кирнуть. Помянем его благодарной строкою. В ней было, конечно, не сорок отнюдь, а тридцать, но время-то было какое! Здесь водка своя на любом рубеже, все мерится ею, оставьте укоры. «Андроповку» помню. За нею уже меня, школяра, посылали спецкоры… Потом «Горбачевка» — часочков по шесть за нею стояли в преддверии рынка… Как эту назвать бы? Ведь «Путинка» есть… «Фрадковка»? «Онищенка»? «Грефка»? «Кудринка»? Народ наш, хотя и обобран, и пьян, всегда выражается метко и ярко. Уж коль Росспиртпром возглавляет Чуян, пусть новая водка зовется «Чуянка»!
Иной оппонент недоволен и кисл: теперь уж сопьемся, честнейшее слово… Мгновенье — и я объясню ему смысл и водки такой, и названья такого. Твой выбор каков, перекатная голь? Фальшивым ответом башку не дури нам: иль будешь дешевый хлестать алкоголь, иль дальше травиться дурным «Поморином». Так пусть уж «Чуянка»! Надежней она. В ней даже названье любезно поэту. А так, чтобы вовсе не пить ни хрена, — тогда вам в другую страну. А не в эту. Мы водкой мороз побеждаем легко (нельзя же на холоде пить молоко!), мы ею душевную смуту врачуем, с ней можно забыть президента и Ко… А главное — с ней мы чего-нибудь чуем. Какую-то ловим незримую нить, какой-то намек, истолкованный ложно, который нельзя никому объяснить, — но верить, как водится, нужно и можно! Иначе зачем я планету топчу, в России торчу и с женою ночую? Налейте мне, братцы, — почуять хочу! Ну, ваше здоровье.