Как ни старалась Уля Громова казаться в эти дни жизнерадостной, всё же боль глубочайшая; духовная боль, которая, казалось бы, несовместима была с такой юной девушкой, вновь и вновь вздымалась из её огромных, бездонных очей.
Как могла она не испытывать эту боль, когда знала, что любимые ей люди в эти тёмные дни и ночи подвергаются страшным истязаниям? И вновь, и вновь встречалась она с подругами, и особенно сошлась в эти дни с Аней Соповой. Девушек объединяла их страстная, но никак не осуществимая жажда вызволить любимых из застенков…
И в тот морозный, серый день, который сам по себе был почти ночью, Ульяна всё ходила по городу — пыталась узнать, нельзя ли где-нибудь достать оружия, но все нити, все связи казались обрубленными…
И вот, обессилевшая, но всё такая же прекрасная, зашла Уля к своей подруге Вере Кротовой, которая также знала о многих делах «Молодой гвардии», и чем могла — помогала подпольщикам.
Сидели у обледенелого окна, за которыми было уже совсем темно, и выла жалобно и заунывно вьюга.
Ульяна говорила своим красивым, но сейчас словно бы лишённым внутренней духовной подпитки, голосом:
— Верочка, что за дни, что за ночи мы переживаем?.. Представь, вчера утром поставила воду кипятить, ну это чтобы бельё вымыть, и ушла… Вечером возвращаюсь, а мама и говорит: что же ты, доня, воду поставила и ушла?.. А я и забыла вовсе про воду эту и про бельё. Я всё про любимых думала… мне так жалко… и их, и маму свою Матрену Савельевну тоже очень жалко. Ведь, ты знаешь, она ещё до войны заболела — то от детства её голодного, батрачного пошло… Помню, бывало, ночами маменька не спала. Так ночью во двор выйдет, и сидит на крылечке, покачивается, и старается не застонать, это чтобы нас, детей своих не встревожить. Но я то всё знала: и в час такой тёмный, ночной, иду к ней, сажусь рядом, за руку беру, слова нежные шепчу — тут ей и полегчает…
Ульяна вздохнула, поднялась с лавки, и сказала:
— Ну что же, Вера, заговорилась я с тобой; а мне уже идти надо — дома волнуются, ждут меня.
— Подожди, Уля, я тебе провожу…
Вера Кротова быстро собралась и вместе с Улей вышла на улицу.
Шли они и почти ничего не видели, только вихри колючих снежинок вылетали навстречу им из темноты.
Тут Вера заговорила:
— Ты бы, Улечка, поосторожней. Ведь всех ваших хватают…
— Ничего, Вера, ты за меня не волнуйся.
— И всё же — я тебя очень прошу…
— Хорошо, хорошо, Вера. Вот мне сейчас так сердце сжимает; чувствую, будто в дом мой враги нагрянули.
Вера предложила:
— А ты, прежде чем заходить, в окошко загляни…
Но Ульяна ничего не успела ответить своей подруге, потому что тут перед ней появился широкоплечий полицай, со сплюснутым и сломанным в какой-то давней драке носом.
Он гаркнул:
— Громова! Стоять!
Но Ульяна и не думала бежать — она посмотрела вверх, и улыбнулась, обращаясь к Кротовой:
— Верочка, ты только посмотри — звезда! Правда, прелесть? А как сияет, как переливается; будто говорит что-то… А ведь и в самом деле говорит: только мы люди, ещё не научились понимать язык звёзд.
И действительно: среди туч образовался проём, и появилась там мягко мерцающая, яркая звезда.
Уля от всей души радовалась, ловя своими красивейшими очами свет звезды; а Вера с ужасом смотрела на свою подругу, и на фигуру полицая. Тот уже схватил Ульяну за локоть и очень сильно сжал её, бранясь:
— Ты что это, а?! В полиции ты у нас по другому заговоришь — это я тебе ручаюсь!
И тут Ульяна улыбнулась звезде, и нежным, детским голосочком пропела:
— До свидания, звёзда. Меня, видишь, уводят! Но мы ещё обязательно встретимся!.. Верочка, прощай!
Полицай выругался, хотел было тащить Улю к её дому; но она бросила на него уничижающий взгляд, и молвила презрительным тоном:
— Я сама знаю дорогу.
— Ну ты смотри. Без шуточек…
И Ульяна пошла по окружённой сугробами тропке к своему дому. Полицай шагал за ней, и настороженно оглядывался; боялся, что на него могут напасть ещё не арестованные подпольщики.
А с неба смотрела на них звезда.
Из Ворошиловграда приехало несколько важных гестаповцев, они без предупреждений прошли в кабинет Соликовского. И Соликовский так был разъярён этим фактом, что едва сдержался, едва не заорал на гестаповцев…
Ведь он как раз проводил очную ставку между Лидией Иванихиной, и Улей Громовой. Подвыпившая жена Соликовского сидела на диване, смотрела на то, как её супруг избивает девушек, и заходилась неистовым хохотом. Ведь сбылась её давняя мечта — она видела то, что давно хотела увидеть. Правда, к её сожалению, девушки ничем не выдавали своего страдания.