После еды заснули сразу.
Букин проснулся, будто его кто-то разбудил. Встал, напился воды, заглянул в кухню. Хозяйки не было. Валерий посмотрел на часы. Что-то недоброе захолодило грудь. Проснулся Самек.
— Володя, прошло два часа, а хозяйки все нет. Что можно подумать?
Самек ответил сердито:
— Думать нужно было раньше, комиссар. Фауст никогда не выпускал из дома хозяина, если он его не знал!
Букин понял, что они совершили ошибку, которую теперь уже нельзя исправить.
В это время в комнату вошла хозяйка. Удивленно посмотрела на двух партизан, которые стояли посреди комнаты, и прошла, не раздеваясь, на кухню.
— Что, учиним допрос? — хмуро спросил Самек. Он подождал с минуту ответа Валерия и направился к кухне. Но тут дверь открылась, и на пороге появилась хозяйка, ведя закутанных в платки девочек.
— Панове, мы хотим пойти в гости к соседям. Я, дочки, мама… Вы здесь без нас лучше отдохнете, — она смело посмотрела в глаза партизанам.
— В гости, говоришь? — зло проговорил Самек. — А два часа тоже в гостях была? А ну-ка, говори…
Дверь с грохотом распахнулась. В клубах пара вырос Николай Хабнев, стоявший во дворе на посту.
— Немцы! Сюда идут!
Женщина и старуха, прижимая к себе девочек, в ужасе пятились к стене. Букин посмотрел на испуганных детей и вдруг в бешенстве заорал:
— Выметайтесь отсюда сейчас же! Чтоб и духу вашего не было!
Через минуту он уже спокойно распоряжался:
— Трое — наверх, на чердак! Остальные со мной здесь! Стрелять экономно, гранаты только на головы фрицев.
Собранные, сосредоточенные и как будто не торопясь, бойцы выполняли указания командира.
— Будем пробиваться к лесу. Встреча за Краснице, севернее…
…В лес уйти было уже невозможно. Оттуда полукругом двигалась густая цепь гитлеровских солдат. Где-то на дороге рычали моторы — на облаву явились целой автоколонной.
Так начался бой — бой сотен эсэсовцев с шестью партизанами. Если бы можно было поражать стрелами своей молодой смелой души, жечь огнем той ярости, которая кипела в каждом партизане, если бы здесь схлестнулись не автоматы и гранаты, а только силы мужества, любви к тому, за что пошел в бой! Тогда каратели были бы испепелены.
Партизаны стреляли расчетливо и метко. Прошел час, пошел другой, а трупы немцев лежали близ ограды и за кустарником, окружающим дом, — ближе еще никто не сумел подойти. Снова бросались эсэсовцы вперед и пятились обратно, оставляя убитых.
Потом немцы начали стрелять из крупнокалиберного пулемета. Задымилось на чердаке какое-то тряпье. В ответ партизаны швырнули сверху гранаты, заставив карателей отпрянуть.
Вдруг немцы прекратили стрельбу. Из-за стены сарая высунулся гитлеровец в каске, сдвинутой на затылок.
— Русс, не стреляй!
Партизаны внимательно наблюдали за солдатом.
— Русский партизан, сдавайсь! Плен — карош! Хлеб есть, табак есть! Жить будешь, работать будешь! Сдавайсь, партизан! Плен — карош!
Букин едва улыбнулся соседу:
— Миша, нас опять в плен приглашают. Как, соскучились?
Михаил Балакирев ничего не ответил. Он решил воспользоваться затишьем и свернуть цигарку. И он, и Букин не могли забыть тех ужасных дней, когда они — один еще в начале войны, а другой два года назад — попали в плен, побывали в лагере военнопленных и оттуда совершили побег.
Немец что-то весело сказал кому-то за стеной — там громко загоготали — и снова закричал:
— Русс! Бистро! Сдавайсь. Не хочешь плен — будет пук-пук!
Балакирев, зло выругавшись, вскинул автомат.
— Знаю я ваши посулы, фашистские сволочи! — закричал он. — Сыт был ими в Терезине. Получай ответ, фриц несчастный!
Гитлеровец не успел укрыться за стену. Автоматная очередь, посланная Михаилом, подрезала его, он осел на снег, каска глухо ударилась о стену.
Злая брань послышалась кругом, и шквал бешеного огня ударил по окнам и крыше дома.
Кто знает, о чем думали партизаны в эти последние минуты. Может быть, русский голубоглазый юноша Саша Данилов и повидавший много на своем веку татарин Николай Хабнев вспоминали раздольную Волгу, родную Казань, леса, подступающие прямо к берегам великой реки? Может быть, горьковский парень Валерий Букин, молодой советский офицер, также представлял себе Волгу, маму, сестренку и мысленным взором окидывал свою короткую и такую нелегкую жизнь? А Ладислав Самек? Как там его словацкие братья, которые сейчас в горах отбиваются от наседающих карателей? Так и не сбылось предсказание Фаустова, который говорил: «Вот встретимся с чехословацкими партизанами — быть тебе, Володя, у них комиссаром…»