Кто знает, может быть, Валерию в эту минуту вспомнилось, как несколько лет назад они с сестренкой бегали по берегу Волги и прятались друг от друга под рыбачьими лодками, как озоровали дома и затем сидели под старым большим столом в ожидании материнского шлепка. Кто знает… Он вдруг подмигнул девочке.
— Прячься быстрее! Считаю до десяти. Раз, два, три…
Иржичка заливалась смехом, видя, как большой дядя ползает на четвереньках. Валерий страшно устал, но он совсем забыл про сон, ему было весело, как когда-то много лет назад с сестренкой.
Девочка, больно ударившись коленкой, заплакала. На лице Букина появилось выражение страдания.
— Иржичка, что с тобой?
— Больно, — еще громче ревела она.
— Ну перестань, дорогая. Сейчас все пройдет. Перестань плакать.
Но Иржичка плакала с таким же усердием, как и недавно смеялась. Валерий, двадцатичетырехлетний парень, не знал, как успокоить ребенка. Конечно, ни конфет, ни сахара у него не было. Он давно их сам не пробовал.
— Вот, Иржичка, возьми игрушку. Хорошая! Смотри какая! — партизан отстегнул от пояса круглую «лимонку», выкрутил запал и протянул ее девочке. Та немедленно замолчала, с любопытством осмотрела гранату и тут же начала катать ее по полу.
Валерий облегченно вздохнул, его усталое смуглое лицо расплылось в улыбке.
В комнату заглянул старый Матена. Увидев в беспорядке стоявшие стулья, отодвинутый стол, пожевал губами, удивленный таким времяпровождением партизана.
— Пан Матена, а мы с дядей играем в прятки!
Старик хотел что-то сказать, но в это время на другой половине дома задребезжал звонок. Матена зашаркал в ту сторону, пробормотав:
— Опять этот телефон не дает покоя.
Букин насторожился:
— Телефон? Разве в доме есть телефон? — спросил он у девочки.
Он быстро вышел из комнаты, появился Юрий Ульев, который тоже, вероятно, услышал телефонный звонок.
Рядом из-за двери послышался неестественно громкий голос старика.
— Алло! Старший лесничий Матена слушает! Да, был на обходе. Пока все в порядке. Партизаны? Разве у нас партизаны появились? Что вы, я обошел каждую ложбинку. И в скалах был. Нигде никаких следов. Да, да, конечно… Не беспокойтесь, господин шеф, если появятся эти бандиты, я сразу же позвоню. Слушаюсь… Так точно! — старик даже щелкнул каблуками. Но когда положил трубку, тихо, неразборчиво выругался.
Когда он вышел, Юрий не удержался и хлопнул лесника по плечу.
— Молодец, хозяин! Правильно говорил своему начальству! От всех партизанское спасибо.
Выступили под вечер, отдохнувшие и повеселевшие. Отряд шел за молодым лесником Франтой Бенешом. Круглолицый, широкоплечий, он легко шагал по камням, перепрыгивал через поваленные стволы деревьев, а затем терпеливо ждал, когда люди с тяжелым грузом за спиной нагонят его.
— Ведешь по дороге, где черти только ходят, — недовольно проворчал кто-то. — Не мог полегче выбрать, что ли?
— Иду там, где следов не остается, — ответил лесник.
Через час вышли на едва приметную, затянутую снежной порошей, дорогу.
— Влево пойдете — можно до самого Часлава дойти. Вправо — на Першиков, — сказал Бенеш и хотел еще что-то добавить, но Фаустов уже протягивал руку.
— Спасибо, Франта. Вы с Матеной — настоящие друзья. Мы еще встретимся с тобой.
Бенеш взглянул прямо в глаза капитану и решительно произнес:
— У меня просьба. Возьмите меня в отряд. Я фашистов уже не могу терпеть, когда-нибудь не удержусь и первому же наци голову развалю. Возьмите, командир… Не пожалеешь, буду хорошим партизаном.
Фаустов мягко улыбнулся.
— А ты и так хороший партизан. Только не в отряде, а дома, в Округлике. Мы с тобой одно общее дело делаем. Для нас ты будешь отдельные боевые задания выполнять.
— Но это же не то!
— Поживем — увидим, Франтишек. Может быть, задания будут важнее, чем ходить по лесам с автоматом. Иди домой и считай, что находишься в отряде Фаустова.
Франта попрощался. Партизаны смотрели вслед этому доброму, храброму парню.
ПАРТИЗАНСКИЕ БУДНИ
В доме было душно, и Фаустов вышел на крыльцо покурить.
Ночь выдалась особенно тихой. Небо затянуло плотной молочной пеленой, сыпала мелкая снежная пыль. Села не было видно, лишь по редкому скрипу дверей и калиток можно было догадываться, что рядом, за высокими разлапистыми елями, в темноте живут еще своей жизнью люди. Дома спускались вдоль дороги в лощину, затем круто взбегали вверх, на холмы. На холмах и раскинулось село Першиков.
— Как на верблюжьих горбах живем, — сказал вчера один крестьянин Фаустову.
Было около полуночи. Где-то тявкнула собачонка и тут же испуганно замолкла.
Командир посмотрел на небо. На севере какой-то странный светло-розовый свет окрашивал молочную пелену, и от этого становилось тревожно, неспокойно на душе. Вероятно, американцы сделали новый массированный воздушный налет или на Остраву, или на какой-нибудь город в Силезии.
Фаустов сплюнул. Такова американская стратегия, черт побери. Осталось несколько дней до рождества, и они устраивают предновогодний фейерверк. Зачем такие разрушения?
Послышались шаги, дверь скрипнула, на крыльцо кто-то вышел, громко зевнул.
— Юрка?
— Я, командир. Передал все. Приняли хорошо. Устал, как суслик.
— Никто не мешал?
— Иван не даст мешать. Я только боялся, что своим солдат-мотором он разбудит мальчонку. Ивану несколько раз говорил, чтобы ручку поаккуратнее крутил.
— Ребята спят?
— Храпят и хрипят, как испорченные приемники.
Юрий вдруг рассмеялся.
— Пришли с передачи, ищем место, где отдохнуть до утра. Смотрим, Сашка Данилов спит без памяти, рот раскрыл, сны веселые видит, а рядом — на корточках старуха, мать, значит, хозяина. Шарит нашего Сашу по голове. Да так старательно водит своей костлявой рукой по волосам!
Радист снова прыснул от смеха и, затянувшись цигаркой, продолжал:
— Иван смотрел, смотрел, да и спросил: «Что это ты, хозяюшка?» Она сначала растерялась, а потом говорит: «Рога ищу…»
Тут уж мы рты разинули. «Какие рога?» — говорим.
— Нам жандармы и в костеле пастор говорили, что у всех русских-большевиков рога растут и хвост…
Мы так со смеху и повалились. Старая-то не пожалела времени, добралась-таки до партизан и ревизию устроила.
Юрий захохотал так громко, что Фаустов предостерегающе хлопнул его по спине. Под тополями послышались шаги часового: видно, его заинтересовал шум у дома.
Капитан от души посмеялся вместе с радистом. Действительно, сколько небылиц идет о русских людях от недругов Советского Союза! То вдруг распустят слух о зверствах, совершаемых русскими, — мол, и детей, и женщин убивают, глумятся над людьми, то вот старикам внушат, будто большевики вовсе не обыкновенные люди, а какое-то рогатое или хвостатое племя… И хоть редко, но все же встречается человек, который верит этим небылицам.
— Будем спать, командир?
— Иди, я еще постою…
Неспокойно сегодня на душе у Фаустова. Казалось бы, ничего особенного, тревожного не произошло. Несколько дней назад, еще перед Округликом, эсэсовцы потеряли след партизан, хотя и устроили самую широкую облаву с привлечением местного населения. Видно, гибель Шмида вывела гитлеровцев из себя. Потом Франта Бенеш очень удачно провел отряд из Округлика на Першиков, и сейчас бойцы уже три дня находятся здесь, укрывшись в домах у добрых чехов, настоящих патриотов. Отсюда партизаны совершили налет на жандармерию в Унчине, принесли оттуда оружие, одежду, очень важные документы.
С Центром поддерживается хорошая прочная связь. Уже передано в Киев немало ценных сведений о гитлеровских войсках, о передвижении эшелонов на линии Прага — Немецки-Брод — Брно. Сообщено также, что район южнее и юго-западнее Праги опоясан большим количеством артиллерийских и танковых полигонов, находится под усиленной охраной особых эсэсовских подразделений, и поэтому для преодоления этого района нужна тщательная и длительная подготовка.