Потом Семен Григорьевич читал стихи. Очень разные, но всегда волнующие, идущие от самого сердца...
Передо мной сидели два человека. Оба пришли в атомную промышленность много лет назад. Они отдали ей свои знания, энергию, талант. И таким людям, как Михайлов и Семенов, мы обязаны рождением "атомного века". Их было много, пионеров новой отрасли, в лабораториях и на полигонах, на строительстве атомных электростанций и в поисковых партиях, на комбинатах и в шахтах. Они "приручали" уран, заставляли его служить Родине. Благодаря героизму тысяч людей, от академиков до рабочих, страна создала атомную индустрию.
Прожив неспокойную жизнь, такие, как Михайлов и Семенов, не могут уйти от дел. И не потому, что их не отпустят, нет, у руководителя комбината не поднимется рука отказать - они заслужили право на отдых, но они сами не могут написать "заявление о покое", как сказал Семенов. Не все еще завершено, есть еще идеи, и их "неплохо было бы осуществить".
На одном из рабочих горизонтов шахты я остановился у новой машины. Шли испытания. Записывая в журналистский блокнот фамилии горняков, я расспрашивал об их подземных профессиях.
- Я инженер. - ответил один, - работаю в ЦНИЛА.
- А почему вы здесь?
- Сдаем свою продукцию.
Тогда под землей было мало времени для разговоров. И полный смысл увиденного я понял намного позже - в Центральной научно-исследовательской лаборатории комбината.
По штатному расписанию - это один из цехов.
Но когда мы переступили порог ЦНИЛА, я не мог отделаться от чувства, что нахожусь в крупном институте.
Представьте: разнообразные лаборатории, мощное конструкторское бюро, свои мастерские, миниатюрный опытный завод с самым совершенным оборудованием. Несколько сот человек. И я подумал: не слишком ли обременительна для комбината столь великая армия ученых?
Нужны ли они?
Впрочем, на этот первый пришедший в голову вопрос ответ я получил фактически раньше, когда знакомился с урановыми шахтами, обогатительной фабрикой и заводом. Где бы мы ни были, какую бы новую технику нам ни показывали, рабочие и инженеры подчеркивали, что "это сделано в ЦНИЛА", "в разработке принимали участие сотрудники ЦНИЛА", "нам помогли из ЦНИЛА".
С первых дней своего существования ЦНИЛА переведена на хозрасчет. Именно с этого и начался разговор с ее директором Ефимом Ильичом Пригожиным.
- Вначале нас было десять организаторов, - сказал он. - Мы работали в шахтах и на заводе и поэтому отчетливо представляли, что нужно производству. Создавая лабораторию, руководство поставило четкую задачу:
автоматизация, механизация процессов, облегчение труда горняков...
Из окна кабинета виден просторный двор. На нем наземный комплекс шахты, очень похожий на действующие. Директор подошел к окну и показал вниз:
- Мы собираем автоматизированный комплекс вначале у себя, налаживаем его до деталей, а только потом устанавливаем на месте. Там уже не требуется никаких доделок. Это наш главный принцип.
Я рассказал директору о встрече над землей.
- Правильно, - ответил он, - мы все доводим до конца. У нас свои бурильщики, наладчики, разнообразные специалисты. Мы не морочим голову шахтерам до тех пор, пока конструкция не опробована... Я по своему опыту знаю, что часто, даже слишком часто, новая техника поступает в "сыром" виде. Проходит иногда несколько лет, пока она станет совершенной. Отсюда недоверие к ней, горняки мучаются, прежде чем выйдет что-то путное... Мы своей кареткой бурили целый год, чтобы устранить недостатки и доказать ее преимущества, и только после этого она пошла. Нам стали доверять - горняки убедились, что каретка облегчает труд и что с ней мало забот. В самом деле, почему дают на производство "сырую" технику? В армии, к примеру, нет такого.
Разве солдат должен совершенствовать свое оружие?
На мой взгляд такое же положение должно быть в промышленности...
- Ваша лаборатория достаточно специфична. Как вы получаете заказы и как они у вас осуществляются?
- Мы самн постоянно ищем заказчиков. Пускают гдето завод или шахту, мы обязательно там побываем, посмотрим, свою помощь предложим. Так как мы на хозрасчете, заказчик для нас - главная фигура. И стараемся не подводить его ни в коем случае. Ведь если плохая конструкция, он от нее откажется, да и другие больше не обратятся.
- Мне кажется, эффективность отдачи научно-исследовательского института можно определить по количеству авторских свидетельств...
- В год сотрудники лаборатории получают пятьшесть авторских свидетельств. Ну а выпуск нашей продукции... - Ефим Ильич на секунду замолчал, - разный.
- Лаборатория растет?
- Естественно, ведь объем работ увеличивается.
Мы идем по двум путям. Во-первых, готовим научные кадры из инженеров, преимущественно молодых специалистов. Как только выпускник института появляется у нас, его назначают старшим техником. Учтите - не инженером. Если он относится к делу творчески, что-то предлагает, значит, он способен к научной деятельности и его оставляют в лаборатории. В противном случае мы с ним прощаемся. Это "сито" позволяет нам выявлять наиболее талантливых людей. Честно говоря, молодым у нас хорошо: самостоятельное, интересное поприще и большие возможности для развития. Многие групповые инженеры и заведующие лабораториями молоды. Я думаю, в этом залог успеха...
Во-вторых, лаборатория растет и за счет опытпых цехов. Каждое исследовательское учреждение, к которому мы относим и себя, постоянно лихорадит. Иногда работы много, иногда - мало. Чтобы обеспечить постоянный приток средств и заказов, мы организовали мелкосерийную сборку приборов это конвейер, который обслуживают в основном вчерашние десятиклассницы.
- Система оплаты у вас тоже отличается от той, что существует в отраслевых научно-исследовательских институтах?
- У нас премиальная система. Если ЦНИЛА за год дает прибыль, увеличивается и заработок. Но премию выдают тем лабораториям, которые выполнили заказы, а сотрудникам - в зависимости от того, как потрудились. Это определяет уже руководитель группы.
- А опытное производство?
- Там иначе. Не нужно, чтобы рабочий "гнал план" до 120 процентов. Качество - вот что главное. И если у него в течение месяца нет брака, дополнительные 25 процентов премии обеспечены. Эта система гарантирует нам отличное качество образцов. Ее преимущества очевидны. Приведу хотя бы такой пример.
Сделали мы один станок. Образец стоил 5 тысяч рублей. А требовалось всего 10 станков. Один из заводов взялся изготовить их по 4,5 тысячи... Присылают эти станки, а они никуда не годятся. Дефектов много. На и к устранение в общей сложности ушло еще по 3,5 тысячи.
Хотели сэкономить по 500 рублей на станке, и еще вдвое дороже обошлось. Лучше уж сразу больше средств затратить, но проследить за качеством.
- Как оценивается работа конструкторской группы?
Ведь конструктора нельзя приравнять ни к исследователю, ни к производственнику...
- Конструкторы зависят от лабораторий... Между ними очень сложные отношения. Если лаборатория передает им "сырую" идею, проигрывают исследователи, потому что и внутри ЦНИЛА господствует хозрасчет. Скажем, макет не идет, значит, исследователи не довели чтото до конца, а конструкторы не виноваты. Следовательно, лаборатория свой план не выполнила и лишается премии, конструкторы - не лишаются...
Есть у нас одна мысль. Поскольку обезличка при хозрасчете недопустима, мы думаем оценивать работу конструктора по тому, сколько времени и как доводится уже готовая конструкция.
Если по смете станок стоит тысячу рублей и потом выясняется, что много конструкторских недоделок, то ведь они тоже обходятся в изрядную сумму. Так вот, по степени совершенства того или иного станка мы и будем определять качество работы конструктора, если хотите, и его талант, и его профессионализм.
- Новая система планирования и материального стимулирования, - подводит итог директор ЦНИЛА Ефим Ильич Пригожий, - предусматривает оценку труда не только предприятия или института в целом, но и каждого человека. Как-то так получалось, что мы перешли на эту систему раньше, чем она была принята повсеместно, и убедились - так и лучше, и легче.