— Ну что, Саша из села Новая Гольчиха, как ты тут живешь, не скучаешь по родным краям? — улыбнулся Георгий Константинович, пожимая ему руку.
Василевский тоже улыбнулся.
— Скучать, дружище, некогда, — признался он. — Здесь такая каша заварилась, что тяжко ее расхлебывать. Ты же знаешь, что на Сталинград Гитлер бросил свою лучшую армию, а ее командующего генерала Паулюса он боготворит.
— Мы этих пауков, Саша, раздавим, на нашей земле им не жить!
— Я же сказал тебе «генерал Паулюс», а ты мне про каких-то пауков говоришь, — засмеялся Василевский. — А ты, Георгий, молодец, память у тебя острая, как коса. Не забыл, где я родился и вырос. А вот я что- то запамятовал твое село.
Жуков хлопнул его по плечу:
— Нуда, забыл? Я тебе напомню: не село, а деревня…
— Стрелковка! — воскликнул Александр Михайлович. — Все же вспомнил… А теперь сядем в машину, и я коротко изложу тебе ситуацию, сложившуюся на сегодня на фронтах, да и в Сталинграде тоже…
И он ввел своего друга в курс дел.
— Кажется, тут и впрямь можно голову потерять, — промолвил Жуков, выслушав информацию коллеги. — Ну что же, поедем в штаб фронта. Кстати, генерал Гордов на месте?
Василевский ответил, что с утра Гордов был на передовых позициях, но, должно быть, уже вернулся. Однако в штабе, когда они туда прибыли, его не оказалось. Обстановку Жукову доложили начальник штаба фронта генерал Никишев и начальник оперативного отдела генерал Рухле. Выслушав их, Георгий Константинович спросил генерала Никишева:
— Вы сможете остановить врага в районе Сталинграда?
— Будем стараться, товарищ генерал армии, — по мнению Жукова, не совсем уверенно произнес начальник штаба фронта, а генерал Рухле добавил:
— Без резервов сделать это вряд ли удастся.
— Понятно, — обронил Жуков и подошел к столу, на котором стояли полевые телефоны. — Где здесь аппарат прямой связи со штабом 1-й гвардейской армии?
Дежурный по связи кивнул на черный аппарат. Жуков снял трубку и услышал громкий голос:
— Да! Кто звонит?
Голос показался знакомым, и Георгий Константинович спросил:
— Гордов? — И, услышав подтверждение, продолжал: — Жуков говорит, Василий Николаевич. Мы с Василевским едем к вам. Прошу быть на месте.
— Я собираюсь к командующему фронтами генералу Еременко, он вызвал меня в штаб, — пояснил Гордов.
— Прошу быть на месте! — жестко повторил Жуков, и в его голосе появились стальные ноты, знакомые Василевскому еще по работе с ним в Генштабе.
— Слушаюсь, товарищ генерал армии, — отозвался Гордов.
Машина свернула чуть в сторону от проселочной дороги, и они оказались во дворе КП 1-й гвардейской армии. Генерал Гордов уже знал о том, что Георгий Константинович назначен заместителем Верховного главнокомандующего, и встретил его рапортом. Жуков протянул ему руку:
— Ну, здравствуй, герой! Что, прижали вас тут немцы?
Лицо у Гордова вмиг стало пунцовым.
— Что поделаешь, у врага танки и самолеты в большом количестве. — И он развел руками. — Но мы сражаемся и пока свои огневые позиции удерживаем.
— Нам было бы легче бить врага, имей мы в достатке танки и самолеты, — добавил генерал Москаленко.
Жуков взглянул на Гордова.
— Нет, коллеги, так дело не пойдет! — суровым тоном сказал он. — Садитесь и говорите, чему вы рады, а чему нет. Но без танков и самолетов — попрошаек я не люблю… теперь же речь идет о другом: как нам задержать продвижение врага, будь на его стороне не только танки и самолеты, но хоть сам дьявол? Оба вы генералы, стало быть, вас учили воевать, и не зря вы носите брюки с красными лампасами. Чувствую, вы хорошо изучили своего противника, — продолжал Георгий Константинович, слегка повысив голос. — А это уже первый шаг к победе. Но что-то вы делаете не так, что-то у вас не получается. Давайте, коллеги, разберемся…
Долгий и откровенный разговор состоялся в штабе фронта. Жуков и Василевский указали на уязвимые места рубежей, где находились войска Сталинградского фронта, и заместитель комфронта генерал Гордов без обиды воспринял конкретные замечания, особенно обратив внимание на слова Жукова: «Войска не следует распылять — туда часть, в другое место часть, на все участки рубежа поровну».
— Это не приемлю, друзья. — Голос у Жукова стал мягче. — Где выбрал место нанесения главного удара — туда и двигай свои войска, то бишь главные силы. — Жуков водил по оперативной карте фронта острым карандашом. — Прорвал вражескую оборону — сразу бросай в прорыв маневренные войска, чтобы как можно дальше продвинуться вперед. Затем, не теряя времени, расширяй захваченный плацдарм. Я говорю простые истины и хочу, чтобы всегда их помнили. А теперь ответьте на такой вопрос: сумеете ли вы подготовить свои войска к нанесению контрудара, скажем, на 5 сентября?
— Давайте на 6-е, — попросил Гордов. — Для нас сутки очень важны.
— Добро! — согласился Жуков. — Об этом я сейчас доложу товарищу Сталину.
Он поднял трубку аппарата ВЧ. Сталин, выслушав своего заместителя, сказал, что возражений у него нет.
— Кстати, Василевский прилетел в Москву? — спросил он.
— Он будет у вас в Кремле 1 сентября, — ответил Жуков. — Мы тут с ним должны еще побывать у генерала Еременко и решить ряд вопросов по Сталинградскому фронту.
— Решайте, товарищ Жуков, но нанесение контрудара у вас стоит на первом месте!
Жуков и не подозревал, что наступление 1-й гвардейской армии в назначенное время сорвется, а оно, к его огорчению, сорвалось. Причина — не подвезли горючее, и к утру 2 сентября войска генерала Москаленко не вышли в исходные районы. Чья в этом вина? Ясное дело, командарма Москаленко, а его, как выяснилось, подвели тыловики. «Мало я дал командарму времени на подготовку, — признал в душе Георгий Константинович. — А Москаленко в свою очередь постеснялся попросить больше времени. Здесь есть и моя вина».
Командарм ждал, что скажет Жуков. А тот, покуривая, подошел к нему и спросил, едва ли не в упор глядя на него:
— Сколько вам еще потребуется времени? — В его голосе Кирилл Семенович уловил суровые ноты.
— Еще сутки, — разжал губы Москаленко.
Он почувствовал, как заныло сердце, — так бывало всегда, когда он остро что-то переживал.
— К пяти утра 3 сентября успеете?
— Так точно, тут уж я постараюсь, — заверил командарм.
Жуков здесь же по «бодо» доложил верховному, пояснив, что 24-я и 66-я армии начнут боевые действия 5 сентября.
— Сейчас идет детальная отработка задач всем командным составом, а также принимаем меры по материальному обеспечению операции, — добавил он.
Казалось бы, все было продумано, все сделано, и 1-я гвардейская армия на рассвете начала наступление. Противник встретил наши войска густым артогнем, потом бросил на них танки, с воздуха их прикрывали до ста «юнкерсов». Войска передовой линии продвинулись вперед в направлении Сталинграда на 5–7 километров и вынуждены были перейти к обороне. Жуков находился на КП армии и наблюдал за сражением. Рядом в комнате связи расположился командарм Москаленко, он то и дело связывался по телефону с комдивами и отдавал распоряжения.
— Не получилось у нас, Кирилл Семенович, — вздохнул Георгий Константинович. — Немцы накопили немало сил, а у нас этих самых сил втрое меньше.
— Беда одна, товарищ генерал армии, у меня почти не осталось танков и орудий, — грустно промолвил Москаленко.
— Надлежит готовить новый удар — так и доложу верховному.
Жуков присел к столу и быстро набросал текст радиограммы в Ставку, указав, что «контратака принесла лишь частичный успех». Он отдал листок дежурному по связи:
— Срочно передать в Ставку!
Он знал, что Сталин непременно даст ему ответ, но тот неожиданно вышел на связь по ВЧ.
— Значит, добились частичного успеха? — глухим голосом спросил он.
— Мы уже готовим новый удар, и я уверен, что на этот раз у нас получится, — произнес Георгий Константинович.
— Готовьте, — изрек верховный.
Жуков был приятно удивлен, что верховный в этот раз не бросил ему упрека. Но оказалось, что он ошибся. 3 сентября он получил за подписью верховного жесткую телеграмму, от прочтения которой у него едва не захватило дух. Верховный писал, что положение со Сталинградом ухудшилось, противник находится в трех верстах от города. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа войск тотчас же не окажет помощь. «Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам, — телеграфировал верховный. — Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало».