Поняв, что мы вошли в комнату какого-то большого начальника, я подошел поближе к столу и подал команду:
— Встать, руки вверх!
Находившиеся у стола офицеры встали и застыли. Но руки подняли лишь некоторые из них. Изможденные лица, напряженно выжидающие глаза. А большинство гитлеровцев, находившихся в глубине комнаты, команду вовсе не выполнили. Видимо, не слышали или не поняли ее. Поэтому я вторично скомандовал, но уже в более резкой форме. Так как справа и слева от меня на гитлеровцев были направлены стволы автоматов двух наших адъютантов, они поняли, с кем имеют дело, и все быстро вскочили с мест, замерли, подняв руки. Стоявший за столом немецкий генерал щелкнул каблуками и, приложив руку к козырьку, представился:
— Генерал-лейтенант Шмидт, начальник штаба 6-й армии.
— Генерал-майор Ласкин, официальный ответственный представитель советского командования, — назвал я себя. — Уполномочен принять капитуляцию немецких войск… Где сейчас находится господин Паулюс? — спросил я Шмидта.
— Паулюс находился в другой комнате этого подвала, — ответил Шмидт и сказал, что ему присвоен чин фельдмаршала и что в данное время состояние его здоровья неважное…»
Как ни мудрил генерал Шмидт, он был вынужден доложить фельдмаршалу Паулюсу о прибытии генерала Ласкина с целью принять капитуляцию 6-й армии, что и было сделано. Наши бойцы и командиры стали разоружать немецкие войска, брать их в плен, а фельдмаршалу Паулюсу, генерал-лейтенанту Шмидту и адъютанту полковнику Адаму генерал Ласкин предложил следовать за ним в штаб 64-й арии.
Когда все вышли из подвала во двор универмага, немецкой охраны здесь уже не было. Ее обезоружили и пленили наши бойцы. Эту операцию полковник Бурмаков возложил на старшего лейтенанта Федора Ильченко. Теперь весь двор был заполнен подошедшими сюда солдатами и офицерами. Генерал Ласкин свидетельствует:
«Паулюс, увидев в непосредственной близости советских бойцов, слегка кивнул им. Красноармейцы ликовали, во дворе гремело наше могучее русское «ура». Не передать то волнение, ту радость, которую испытывали все мы, глядя на наших воинов. Их ликование легко понять. Тяжелые дороги отступления, горечь утрат, неимоверные испытания — все выдержали наши люди. И именно они сбили спесь с гитлеровцев, считавших себя непобедимыми. Каждый из них, участвуя в разоружении немцев, видя перед собой гитлеровского фельдмаршала, мог по праву считать себя участником его пленения.
К этому времени во двор универмага были поданы машины. Генерал Шмидт должен был следовать с полковником Луниным, полковник Адам — на втором грузовике, а Паулюсу я предложил сесть в легковую машину со мной. Бледный, с неподвижным лицом, он кивнул головой и пошел к машине…»
12
В полдень машины въехали в Бекетовку и остановились у домика, в котором находился командарм генерал Шумилов. Он встретил генерала Ласкина и распорядился, чтобы всех приехавших ввели в штаб, что тот и сделал. Выстроив пленных в одну шеренгу, Ласкин доложил командарму, что его задание выполнено.
— Я принял капитуляцию южной группы немецких войск, а также пленил командующего 6-й армии генерала Паулюса и его штаб. — Голос у Ласкина был громкий, по лицу пробежала улыбка. — Командование немецкой армии не согласилось отдать приказ генералу Штреккеру о капитуляции войск северной группы.
Генерал Шумилов подошел к Паулюсу. Тот вскинул руку к головному убору и по-русски отчетливо произнес:
— Фельдмаршал германской армии Фридрих Паулюс сдался в плен войскам Красной армии! — Вид у него был растерянный, на левой половине изможденного лица нервный тик.
Генерал Шмидт стоял рядом, а когда Шумилов бросил на него пристальный взгляд, поспешил назвать себя:
— Начальник штаба 64-й немецкой армии генерал-лейтенант Шмидт!
В штабе 64-й армии кроме командарма находились заместитель командующего Донским фронтом генерал Трубников и первый секретарь Сталинградского горкома и обкома ВКП(б) член Военного совета фронта Чуянов. Они молча с интересом разглядывали пленных чинов. Командарм Шумилов предложил пленным раздеться. Полковник Адам взял у них шинели и положил их на скамейку в углу комнаты.
— Господин фельдмаршал, господа генералы, — громко сказал Шумилов, — вас пленили войска 64-й армии, которые сражались с вашей 6-й и 4-й танковой армиями начиная от Дона, Аксая, а затем и в Сталинграде. Вы пытались нас окружить и разбить, но окружили и разбили мы вас… Прошу садиться.
Шумилов потребовал от Паулюса документы, удостоверяющие, что он командующий 6-й немецкой армией. Паулюс молча отдал ему солдатскую книжку.
— А есть ли документ, подтверждающий, что вы произведены в фельдмаршалы? — спросил генерал Шумилов.
— Приказ фюрера был получен по радио сегодня, 31 января, в 7 часов утра, — ответил Паулюс. — Это может засвидетельствовать начальник штаба генерал Шмидт.
Шмидт закивал, подтверждая слова своего командующего.
Допрос продолжался.
— Советское командование гарантирует вам жизнь и безопасность, а также сохранность мундира и орденов, — сказал Шумилов.
Лицо Паулюса оживилось, глаза заблестели.
— А теперь, — вновь заговорил командарм Шумилов, обращаясь к пленным, — я приглашаю вас отобедать, затем вас доставят в штаб Донского фронта.
— Яволь! — сорвалось с уст фельдмаршала Паулюса.
«Генерал Шумилов открыл дверь в сени, где хозяйничала пожилая женщина, — пишет бывший адъютант фельдмаршала полковник Адам. — На табуретках стояли тазы с горячей водой и лежали куски настоящего мыла, которого мы давно уже не видели. Молодая девушка подала каждому белое полотенце. Умывание было просто блаженством. В течение многих дней мы лишь кое-как оттирали грязь с лица и рук, пользуясь талым снегом. После этого нас попросили пройти в соседнюю комнату. Там стоял стол со множеством разных блюд…
Шумилов заметил:
— Мне было бы намного приятнее, если бы мы познакомились при других обстоятельствах, если бы я мог приветствовать вас здесь как гостей, а не как военнопленных.
Налили водки всем из одной бутылки. Генерал попросил нас выпить с ним за победоносную Красную армию. В ответ на это мы продолжали сидеть неподвижно. После того как переводчик тихо сказал ему несколько слов, Шумилов улыбнулся:
— Я не хотел вас обидеть. Выпьем за обоих отважных противников, которые боролись в Сталинграде!
Теперь Паулюс, Шмидт и я тоже подняли рюмки. Вскоре водка, выпитая на пустой желудок, начала действовать. У меня слегка закружилась голова. Однако это прекратилось, когда я маленькими кусочками съел бутерброд. Паулюс и Шмидт тоже принялись за еду».
Вечером фельдмаршал Паулюс был доставлен в штаб фронта. В помещение, куда ввели именитого военнопленного, находились генерал Рокоссовский, представитель Ставки Верховного главнокомандования генерал Воронов и переводчик.
«Мы увидели высокого, худощавого и довольно стройного, в полевой форме генерала (Гитлер не успел прислать Паулюсу форму и погоны фельдмаршала. — А.З.), остановившегося навытяжку перед нами, — отмечал Рокоссовский. — Мы пригласили его присесть к столу. На столе у нас были сигареты и папиросы. Я предложил их фельдмаршалу, закурил и сам (Николай Николаевич не курил). Пригласили выпить стакан горячего чаю. Он охотно согласился.
Наша беседа не носила характер допроса. Это был разговор на текущие темы, главным образом о положении военнопленных солдат и офицеров. В самом начале фельдмаршал высказал надежду, что мы не заставим его отвечать на вопросы, которые вели бы к нарушению присяги. Мы обещали таких вопросов не касаться. К концу беседы предложили Паулюсу дать распоряжение подчиненным ему войскам, находившимся в северной группе, о прекращении бесцельного сопротивления. Он уклонился от этого, сославшись на то, что он, как военнопленный, не имеет права давать такое распоряжение…»