Согласно требованиям военно-инженерного искусства пункт был готов в очень короткий срок. Мы замаскировали его, наладили связь, установили дежурство. И здесь продолжалась постоянная военная подготовка: определение рельефа местности, ориентиров, ведение разведывательного дневника, подготовка данных для стрельбы… Все как в настоящем бою.
Недавнее принятие военной присяги становилось в перспективе событием еще более значительным.
Наша небольшая группа была по происхождению, возрасту, образованию, не говоря уже об отношении к религии, очень разноликой, но перед присягой мы все были равны. Именно на этом основывалась ее великая объединяющая сила.
Привязанность к традициям была у всех очень сильна. Большинство было верующих, они часто бормотали псалмы, старательно заботились о своих молитвенниках, а другие… другие верили только в хороших людей. Они с интересом разглядывали предметы религиозного культа, семейные талисманы, четки, медальоны, видя в них исключительно произведения искусства или экзотические амулеты, но не насмехались над коллегами, выражающими почтение к ритуальным предметам или привязанность к ним. Присяга сформировала новую мораль, определила цель и средства ее реализации. Присяга точно, хотя и лаконично, определила обязанности. Присяга — это конституция воюющего солдата.
Мы расположились огромным каре на большой лесной поляне, с обнаженными головами, с поднятыми двумя пальцами правой руки, перед склоненным знаменем. Солдаты, отличившиеся в боевой подготовке, дотрагивались до ствола гаубицы, выражая тем самым нашу верность оружию.
— Присягаю, присягаю, присягаю… — грозно звучали слова клятвы.
Политическими занятиями никто не пренебрегал, хотя в данной среде это можно было ожидать. Систематическое получение знаний способствовало развитию логического мышления. Я осознавал, как со дня на день уменьшается мое чувство безопасности, вытекающее из христианских догматов о вечной жизни, как колеблется вера в бога. Одновременно углублялась наша вера в действительность человеческого разума, благородство и доброту человека. Одним это давалось легче, другим труднее, но были и такие, которые продолжали утверждать, что человек после смерти, воскресает, хотя от момента его смерти до трубных звуков архангелов, призывающих на страшный суд, могут пройти и неизмеримые века.
Вечером наступало некоторое оживление: назначение в наряд, вылазки за водой, преследование банд, скрывающихся в лесах.
Надо признать, что они пока не пытались приблизиться к нашему наблюдательному пункту, хотя он и был удален от главных сил.
Однако ночью мы не могли чувствовать себя в абсолютной безопасности. Сознание, что нас могут неожиданно атаковать, заставляло быть все время настороже.
Около дороги, недалеко от расположения нашего взвода, возвышалась вековая липа, которую окружал густой кустарник. От боевых позиций и землянок к липе вела небольшая траншея. Однажды в сумерки я заступил на этот пост. Немного походил в густеющей темноте, но вскоре залез в заросли кустарника, всматриваясь в проходящую рядом дорогу. Темнота усилила чувство опасности. Неожиданно я услышал лошадиное фырканье. Может, галлюцинация? Я прислушался, пытаясь угадать, откуда оно раздается. Снова фырканье лошадей и приглушенные человеческие голоса.
«Именно со мной это должно было случиться», — подумал я. Однако решил раньше времени взвода по тревоге не поднимать, тем более что не знал, кто это может быть. А вдруг командование бригады проверяет посты таким необычным способом?
Тем временем конский топот становился слышным все явственнее. У меня не оставалось времени на размышления.
— Стой! Кто идет? — крикнул я.
Отряд остановился.
— Кто там орет? — раздалось из темноты по-польски.
— Вероятно, не хан турецкий, могли бы догадаться, что говорим на одном языке! Пароль! — отозвался я.
— И дьявол может говорить по-польски. Пароля не знаем. А ты кто такой? — почти одновременно ответили мне несколько голосов.
— Последний раз предлагаю назвать пароль! При любом вашем движении открываю огонь!
— Здесь партизанский отряд майора …авского. Мы хотим попасть к командованию Первой армии, — объяснил кто-то достаточно вежливо.
— А если я скажу, что я князь Курносовский, вы мне поверите? — спросил я.
— Не знаем такого, — засмеялись в ответ.
— Да мы тебя шапками… — попробовал кто-то устрашить меня.