Они постояли немного, посовещались и наконец отъехали.
Через двадцать четыре года мой товарищ, занимающий ответственный хозяйственный пост, как-то у меня за чашкой кофе вспоминал свою партизанскую деятельность на Волыни:. «…Приблизились мы всем отрядом к Пшебражу, а тут какой-то сопляк…»
«Только не сопляк, это был я, мой дорогой Эдвард», — ответил я с удовлетворением.
В СТРАНУ, ГДЕ ЦВЕТЕТ ЛЮПИН…
Учебные тревоги нарушали мирный ритм военного лагеря. И на этот раз все началось как всегда. Приглушенные команды направляют подразделения в машинные парки. Кто-то волочит незашнурованный ботинок, кто-то жалуется, что ему наступают на распустившуюся обмотку. Однако не слышно обычных в этих случаях насмешек и колкостей, мы чувствуем что-то новое.
— Мне кажется, это не шутка, — гудит бас Лося, но его заглушает стартер стоявшей вблизи автомашины.
Через мгновение оживает весь лес.
Начинался рассвет 12 июля 1944 года. В свете утренней зари ленивая колонна машин обволакивалась густеющим облаком пыли. Мы выступили на фронт.
Ехали без остановок. Вначале мы испытывали что-то вроде неверия в собственные силы, однако достаточно было одних суток, чтобы мы стали совершенно другими. Грохот приближающегося фронта и пылающее над ним зарево пробуждали нашу энергию и желание бороться.
В памяти всплывали полученные на ускоренной военной подготовке термины: ДЗОТы — это дерево-земляные огневые точки, ДОТы — долговременные огневые точки, координаты… плюс ноль ноль семь, залпом. Прицел, угломер, заряд, натянуть шнуры, залпом — огонь.
Движение в длинной колонне казалось монотонным, несмотря на совершаемые время от времени налеты вражеской авиации. Особенно интересно было проезжать перекрестки дорог, где нас ждала встреча с милыми девушками-регулировщицами.
Миновав один из таких перекрестков, мы оказались в зоне военных действий.
Нашему взводу было поручено организовать наблюдательный пункт в районе, до которого добраться было нелегко. Темная ночь значительно затрудняла задачу. Ракеты взвивались все чаще, указывая на то, что мы подходим к цели. Когда мы добрались до заброшенной дороги, поручник разрешил короткий отдых.
— Только остерегайтесь «волков», — как обычно, вмешался старший сержант.
Потом мы снова шли вперед.
Спали в поле, поросшем люцерной. Когда забрезжил рассвет, я приподнял голову и… Что это?
«Ду… ду… ду… ду… ду… ду… ду…» — услышал я очередь из пулемета.
Мы отступили. Оказалось, мы подошли слишком близко к передовой и были обстреляны противником. В этом коротком, но интенсивном отходе я узнал, что такое ползти по-настоящему. Кто-то верно заметил: больше пота, меньше крови.
Местность называлась Дольск. Наблюдательный пункт мы соорудили в течение одной ночи, что на занятиях случалось очень редко. Утро открыло район наблюдения. Рисунок панорамы местности удался: я всегда проявлял способности в пейзажной живописи. Записав данные в дневник разведчика, я навел окуляры стереотрубы на окопы советской пехоты, которую мы должны были поддерживать огнем в предстоящем наступлении. Наша пехота была на другом участке фронта. Я чувствовал некоторое волнение, от которого, однако, вскоре избавился. Это произошло после встречи с советским связным, возвращающимся от нашего командира. Хлопнув меня по плечу, он произнес: «Молодец, разведчик!» Удивительно, но он улыбался. Разве можно улыбаться на фронте? Я взбодрился. Это ветеран, он лучше знает, что можно. Наступило время артподготовки. Я отдыхал после дежурства, когда мощный огневой шквал (двести орудий на один километр фронта) потряс воздух. Мгновенно проснувшись, я сразу же помчался зигзагообразной траншеей на командный пункт, не особенно отдавая себе отчет в том, что случилось.
— Хорошо, что пришел, — воспользовался случаем командир дивизиона. — Ты должен успеть доставить донесение, прежде чем пехота поднимется в наступление, понимаешь? — Он старался перекричать гул артиллерийской канонады.
Полученные листки я спрятал в фуражку, еще раз посмотрел в бинокль в указанном направлении и, отправился в путь. Когда я пробегал траншеей, а затем преодолевал поле созревающей ржи, меня не покидала мысль, что я выполняю очень важное поручение. Долго пришлось бы описывать состояние семнадцатилетнего солдата, который старался добросовестно выполнить приказ. Огонь наших батарей ослабевал. Я должен спешить: сейчас начнется атака. Делаю короткие перебежки. Облака пыли и дыма над окопами противника начинают рассеиваться. Теперь они меня заметят. Еще несколько перебежек, еще… Пот заливает глаза, локти деревенеют от постоянных падений. Огрызается вражеская артиллерия, то там, то здесь рвутся снаряды. Нервы у меня начинают сдавать. Но вот последнее усилие — и я в окопе советской пехоты.