Машины въехали на небольшую поляну. С трех сторон нас окружал густой лес, а с четвертой — молодая сосновая роща. В эту сторону ракетные установки и направили свои пасти. За рощей тянулись поля и луга вплоть до расположенной в нескольких километрах возвышенности. Без оптических приборов ее не было видно, она тонула во мраке. Эта возвышенность лежала на главном направлении наступления бойцов в голубых беретах, и в течение нескольких часов занимавший ее «противник» успешно отражал все их атаки. Он имел на этой возвышенности два хорошо оборудованных железобетонных дота и большое количество огневых средств.
Суета на поляне продолжалась ровно столько, сколько требуется, чтобы выкурить полсигареты. На какой-то момент воцарилась тишина, и сразу же стало светло. Это открыли огонь ракетные установки. Картина была грозной, впечатляющей. Снаряды один за другим отрывались от направляющих рельсов, устремляясь со страшным воем в сторону занятой неприятелем возвышенности. За каждым тянулся длинный хвост красного пламени. Пять, восемь, двенадцать, двадцать… Число их быстро росло. Они образовали в воздухе огненную дугу, один конец которой упирался в ракетные установки, а другой — в доты на возвышенности. Когда последний снаряд покинул направляющие, первый уже разорвался на бетонном куполе дота. За ним — другие. Несмотря на темноту, видно было огромное красное зарево, отражающее свет от облаков, и возвышенность, которая в течение десяти секунд превратилась в пылающий вулкан.
В артиллерийский бинокль я видел, что на возвышенности все горело. Это было сплошное море огня.
Через четверть часа началась последняя атака. Поляна опустела.
Все указывало на то, что впервые за несколько дней я смогу спокойно уснуть. Один из знакомых офицеров предложил мне место в своей палатке. Ночь была спокойной, теплой, безоблачной. Можно было спать и под сосной, но я опасался комаров. Они были безжалостны, жаждали крови и не щадили никого. Пахло сыростью. Бронетранспортеры мы укрыли в лесу, замаскировали ветками, натянули над ними маскировочные сетки. Неподалеку от них экипажи разбили палатки и укладывались спать. Бодрствовали только караулы и дежурная рация, поддерживающая связь с вышестоящим начальством. В десять часов вечера пришел главный жилец палатки с товарищем.
— Спишь?
— Нет, хотя надо было бы.
— Не стоит спать в такую ночь! Вообще не стоит… Сколько прекрасных минут человек теряет из-за сна! Неужели нельзя найти других форм отдыха, восстановления сил? Посмотри, кого я привел!
Сверкнул луч карманного фонарика, и в его свете я увидел знакомое лицо приятеля, с которым служил когда-то в одной части. Ничего не поделаешь, пришлось вылезти из-под теплого одеяла и заключить его в объятия.
— Но чем я тебя здесь угощу? — приуныл я после первых приветствий.
— Да что ты! Сейчас не время для приемов.
— Такую встречу надо как-то отметить. Но что я здесь, придумаю, ночью…
— Ну если уж очень хочешь, то отметим, — и полез в карман.
Мы поставили бутылку на ящик возле свечи, а сами уселись на спасательные жилеты. Было даже удобно. Нашлась алюминиевая кружка, солидный кусок колбасы и буханка деревенского ржаного хлеба.
— Настоящий хлеб! Откуда он у вас?
— А помнишь три буханки хлеба и кусок масла во время учений «Одра — Ныса»? Где ты их тогда раздобыл?
— Сунули мне, когда я проезжал на танке через какую-то деревушку.
— Вот видишь. Думаешь, за несколько лет люди изменились?
Пили по очереди из кружки. Мы размечтались, ударились в воспоминания.
— Только не подумай, что мы так каждый день! — заметил вдруг Рысек и подозрительно взглянул на меня.
— Ну, знаешь! Мне это и в голову не пришло, — успокоил я его.
— Извини, старик. В последнее время я стал чересчур уж впечатлительным. Это, наверное, от усталости. Мы уже четыре дня на ногах, все время в движении, на бронетранспортерах, кораблях, вертолетах, в окопах и черт знает еще где. Солдат делает то, что ему приказывают, а я должен думать, принимать решения, я отвечаю за состояние боевой техники, за подчиненных. Это дополнительная психическая нагрузка. Сам знаешь, какое это напряжение, концентрация воли. Должен хотя бы часа на три забыть о том, что идут учения, что я командир. Завтра снова буду командовать, бегать, овладевать очередными рубежами! А знаешь почему?
— Потому что в армии служат энтузиасты.
Рысек говорил о себе, о товарищах по части, но эти энтузиасты есть везде: среди летчиков, подводников, танкистов, пограничников, в каждой части.